Сейчас сделаю.

— Какого дьявола тебе опять от меня нужно, колдун, — грубым, жестоким и уверенным в себе голосом вопросил тот, кто оставался невидим. — Мне неугодно больше участвовать в твоих омерзительных ритуалах. К чему нам нужно было тащится к пустынным демонам на задворки вместо того, чтобы просто встретиться у меня во дворце?
Невидимый собеседник издал холодный смешок. Притаившийся в темноте вор невольно вздрогнул. Было в этом голосе что-то холодное и неприятное, словно шипение потревоженной змеи. И ещё в нём была странная, непонятная ему уверенность, словно тот, кто произносил эти слова, владел тайнами столь страшными, что они даровали ему почти не ограниченную власть над людьми.
— Не все разговоры следует вести в людных местах; некоторым должно вершится в темноте, — с холодным удовлетворением заключил он, и прокравшемуся в башню вору почудилась тень насмешки в его словах. — Не стоит твоим слугам знать, о чём мы будем говорить, а у стен в Джапуре слишком много ушей.
Его собеседник фыркнул, но уже без прежнего напора. Темнота за прямоугольником окна заколебалась и словно неохотно расступилась – он зажигал свечи. Мягкий жёлтый свет вырвался из занавешенного окна, слабым трепещущим полукругом осветив часть старой кладки. Непрошенный гость не шевельнулся, хотя неверный колеблющийся ореол едва не выхватил из кромешного мрака его плечо. Он по-прежнему стоял прямо у самого окна. Ветерок трепал его густые смоляные волосы, но он оставался абсолютно недвижим. Со стороны могло показаться, что какой-то шутник установил бронзовую статую у самого окна. Тем временем в глубине помещения диалог продолжался. Обладатель густого низкого голоса, тяжело протопал в другую часть помещения и зазвенел серебром – очевидно, доставал себе чашу. Затем послышались глухие звуки льющегося напитка. Заскрипела кушетка – или кровать.
— Уши найдутся и тут, — неохотно буркнул он. — В Джапуре сохранить тайну – всё равно что переносить воду решетом. Стражники столь же охочи до тайн, сколь и торговки в базарный день. Такова наша порода. Только твоего чёрного колдовства они бояться, словно укуса змеи.

— Солдаты знают, что ты приютил у себя одного из опальных стигийских жрецов, крысу, жаждущую твоего покровительства. О, с какой радостью они вонзили бы мне нож с сердце. Они бояться меня и той чёрной силы, что я владею. Они слышат хлопот чёрных крыльев, что тревожат покой ночи и слышат голоса демонов, что приходят ко мне из царства теней. Они бояться – а страх порождает ненависть и боль. И я знаю, что более не нужен тебе. Дворец Джугир Шаха отныне твой, и тебя беспокоит крыса в твоих покоях. Ты боишься меня и жаждешь избавится от меня, Джалам Хан. Ибо тот, кто дал тебе силу, может её и отнять. Ты давно бы уже уничтожил меня, но я знаю вкус каждого яда, что ведом вам, юным народам и тебя пугают тени, что пляшут на стене напротив моего очага. Но не того ты боишься, Джалам Хан. Тебе следует боятся тех сил, с которыми ты заключил договор!
Голос колдуна возвысился, и последняя фраза прозвучала раскатом грома. Вору показалось – или так и было – но жёлтый круг света перед проёмом слегка колыхнулся, словно при последних словах колдуна в комнату устремилась тьма. Но это, наверно, лишь ветерок колыхнул огоньки свечи.
Долгое время в комнате царило молчание.
— Наверное ты прав, колдун, — наконец тяжело уронил Джалам Хан, сатрап Джапура. — Демоны лишили меня рассудка, — но в голосе его не чувствовалось раскаяния. Слова его источали смертельный яд. — И всё же я гневаюсь на тебя. — его голос снова набрал силу, обращаясь в свирепый рёв. — Как ты посмел убрать солдат из башни, в то время как на меня одно за другим готовятся покушения? даже мой единоутробный брат, поговаривают, желает прикончить меня! Головы предателей каждый день чернеют и тухнут на колах возле дворца наместника!
— Тебе не стоит беспокоиться, — холодно сказал тот, и в его голосе вору почудилась усмешка. — Я – лишь твой верный раб. Здесь тебя не тронет ни зверь, ни человек; сила моего повелителя защитит тебя лучше всяких доспехов. К тому же я не стал отсылать стражу далеко – она охраняет башню внизу, в саду. Тебе не стоит опасаться врагов, Джалам Хан. Сегодня в садах Лейпура умерло несколько человек. Они лишь замыслили плохое против тебя.
— Клянусь Таримом, когда я понимался сюда, — пробасил голос, — мне почудился какой-то шум. Но сейчас, похоже, всё тихо. Ты наверное, прав, колдун. Мне чудятся враги на каждом углу.
Послышался протяжный скрип, словно тяжелая фигура обратно опустилась на кушетку, с которой незадолго до этого вскочила в порыве гнева.
— Я слушаю тебя, Сенусет. И пусть речи твои будут коротки, а просьбы ¬– невелики. Иначе, клянусь пресветлым Таримом, завтра твоя голова будет красоваться над воротами башни. Меня не страшит твоя сила.
— Да, ты отмечен печатью богов, — согласился собеседник. — И твой род долгое время был благословлён. Но ты продал душу и совершил много чёрных дел. Ты продал свою душу и благословления богов больше нет над тобой. И ты всё ещё не отдал богам то, чего они ждут от тебя.
За проёмом наступило молчание.
— Клянусь, ты испытываешь моё терпение, колдун. Так вот зачем ты назначил встречу здесь, в этой башне! Я не отдам девчонку тебе. Я получил её в одном из набегов, и более прелестного цветка не видели сады Джапура. Что мне до твоих богов? Я не обещал её им.
— Верно, не обещал. Ты обещал им сотни рабов, но им угодна лишь одна. Не тебе одному приглянулась её красота. Она родилась под счастливой звездой. В её жилах течёт светлая кровь. Она отмечена богами. Её кровь даст моему повелителю то, чего не дадут сотни ничтожных рабов. Она должна умереть на алтаре в храме Ханумана.
— Твой повелитель – не Хануман, — сумрачно ответил сатрап Джапура.

Непрошенный гость схватился за клинок, и узкое лезвие сверкнуло серебром под тонкими лучиками звёзд. Его глаза цепко держали демона в поле зрения, мускулы напряглись – казалось, он уже вступил в битву с порождением пекла. И, в некотором роде, оно так и было. Дыхание стало глубоким и ровным, словно огонь пробежал по жилам – всё его тело мобилизовалось, он подобрался, как дикое животное, готовясь вступить в бой не на жизнь, а на смерть. Но демон бесстрастно прошествовал мимо него, словно не замечая, и шагнул в окно. Серебрящаяся в свете звёзд решётка не удержала его – она взорвалась и рассеялась в воздухе подобно сотням сверкающих метеоров.
Послышался бешеный рёв и отчаянный крик. Несколько мгновений слышались звуки отчаянного сражения, а затем – глухой звук, словно что-то тяжёлое упало на мягкий ковёр. И потом – отчаянный, истошный крик женщины.
И в этот миг грабитель повернулся и стремительно ворвался в комнату.

Несколько секунд его глаза привыкали к свету, а затем он увидел комнату, обставленную с угрюмой, какой-то мрачной роскошью. Доступную его зрению стену скрывал массивный гобелен. Мебель из дорогих сортов дерева, обтянутая шёлком, усыпанные драгоценными камнями ятаганы на стенах… и массивная фигура туранского градоначальника, лежащая на полу – массивные плечи, серебрящаяся на плечах кольчуга – повелитель Джапура всегда боялся нападения. Под ним медленно расплывалось кровавое пятно. Позади, отчаянно прижавшись к стене, судорожно дышала тоненькая, полубонажённая фигурка. Широко распахнутые глаза, казалось, были зеркалом для наступающего на неё ужаса. Густые светлые волосы словно развевал какой-то иной, нездешний ветерок. А прямо перед ней, между непрошенным гостем и оконном стояла невероятная фигура. У неё более не было крыльев, но даже теперь она производило впечатление чего-то потустороннего, словно реализованного кошмара. Она была чёрной, словно статуя из беспросветного мрака, и в груди грабителя внезапно заколотилось сердце – его словно схватили холодные пальцы из Преисподней. Казалось, все дремлющие древние инстинкты, что человек пронёс из первозданных времён, кричали о немыслимой, чудовищной опасности, призывали скрыться от реализованного кошмара. Но, не взирая на это, грабитель сделал тигриный прыжок вперёд и одним рывком всадил в спину порождения ночи свой длинный узкий клинок.
Демон медленно повернулся, и в его нечеловечески прекрасном лице не было ничего – ни боли, ни ненависти, ни беспокойства. Его движение вырвало из рук преступника клинок. Он тут же схватил за рукоять огромного бактрийского ножа – длинною почти не уступающего иному мечу. Однако демон не дал ему сделать ни единого движения. Чёрные руки обхватили его плечи, и вор почувствовал, что не взирая на силу его стальных мускулов, его связки напрягаются и почти рвутся под нечеловеческим напором порождения преисподней. Чёрное лицо посланника не выражало ничего. Вор невольно откинулся назад, судорожно пытаясь вытащить нож, и последним отчаянных усилием пытаясь освободится от чудовищной хватки посланца повелителя тьмы. Но это было подобно тому, как противостоять урагану – багряный туман поднялся перед его глазами, боль охватила всё его тело, и он почувствовал, как сознание ускользает от него….
И в этот момент объятия муки отступили. Раздался странный звук – словно звон одинокой, невыразимо печальной струны, и когда багряная плена с его глаз спала, он увидел лишь пятно неявной формы на полу – и девушку, сжимающую разбитый хрустальный шар.

— Вместилище духа… Проклятый сосуд… Это то, что держало его в этом мире. — прошептала она. — Я случайно подслушала, как мой хозяин и колдун говорили об этом. Джалам Хан заключил договор с силами тьмы – и не сдержал его… Сегодня его убил собственный слуга.
Она уронила шар, и едва коснувшись пола, он обратился в пыль.
Некоторое время она тяжело дышала, и смертельная бледность медленно сходила с её лица, а затем молниеносно схватила со стола нож для чистки перьев и приставила его к своему горлу.
— Кто ты? — вопросила она, и в её голосе не было ничего, кроме решимости. — Слуга Джалам Хана? Я лучше умру, но больше никогда не буду рабой!
— Нет, — покачал головой незнакомец. — Я просто вор.
С трудом, ибо от небывалого напряжения мышцы свело судорогой, он подобрал меч с багряного пола и вложил его обратно в ножны.
— Я только вчера прибыл в Джапур, — проговорил он. — Люди везде говорят о сокровище Джалам Хана, вот я и решил попробовать удачи.
Она горько рассмеялась и отбросила нож.
— Я – сокровище Джалам Хана, — произнесла она, и большие серые глаза невольно наполнились слезами. — Я принадлежу к одному из знатнейших родов Бритунии. Что ж, ты по праву добыл своё сокровище, вор. Можешь увести меня с собой – или продать работорговцам в туранские серали – увы, девушки сейчас стоят немного, но за такую красавицу как я, тебе наверняка дадут неплохую цену.
И столько было горечи в обращённых на него глазах, и столь пронзителен был её взгляд, что незнакомец невольно вздрогнул.
— Нет, — покачал он головой. — Каждый человек волен сам распоряжаться своей судьбой. Такова воля Крома.
Он помолчал, а затем угрюмо повёл плечами.
— Я сам когда-то был рабом, — тяжело уронил он. — Но убил своих надсмотрщиков и сбежал. Я бы прикончил всех тех ублюдочных негодяев, что торгуют людьми и жируют на чужом горе – но их слишком много, словно червей в навозной куче.
Он мотнул головой, ивесёлая усмешка внезапно прорезала его лицо.
— Пожалуй, я не буду тебя продавать, но всё же заберу тебя с собой. На улицах Джапура сейчас небезопасно… На окраине меня ждёт добрый конь, он легко домчит нас обоих до Акифа, а там до Заморы рукой подать. В Аренжуне живёт один человек, который мне кое-что должен… А до Коринфии тебя подбросит один мой приятель, который возит контрабандные караваны. Твоя семья наверняка отвалит мне кучу золота за твоё возвращение… может, я и заберу её когда-нибудь, если окажусь в ваших местах…а может, и нет.
Он с наслаждением потянулся.
— Земля велика, а я бы хотел повидать слишком многое.
Он машинально поправил перевязь с клинком, и его лицо озарила ухмылка.
— Пожалуй, ты самое прекрасное сокровище из всех, которое мне доводилось воровать, — честно признался он. — Но мне всё же не стоит оставлять тебя себе.
Некоторое время она молча стояла. а затем её глаза наполнились слезами. Она судорожно оправила изодранную тунику – всё, что на ней было – и, поддавшись внезапному порыву, бросилась вперёд и оказалась в его объятиях. Грабитель на мгновенье огорошено застыл, а затем стиснул её так, что девушка едва не лишилась чувств. Крякнув, он с несвойственной ему грубоватой лаской провёл громадной рукой по её волосам.
— Да будет тебе… да ладно, хватит, а то будешь вся в крови – мой путь сюда был не вполне безопасен…
Она молча утёрла слёзы, но выпускать его из объятий не спешила.
— Скажи мне, как тебя зовут, — тихо шепнула она. — Чтобы я знала, кого мне вспоминать в благодарственных молитвах.
Он весело ухмыльнулся.
— По правде говоря, в моих краях верят в сурового бога Крома, которому безразличны людские молитвы. Он лишь при рождении даёт нам силы, чтобы противостоять нашим врагам – врагам из плоти и крови, или тварям из преисподней, подобной этой. Но так и быть, тебе я его скажу. Меня зовут Конан.

Отредактировано Стас666 (2010-02-06 20:18:34)