Решил вот заценить творчество Энтони Белла. В жизни бы не стал это читать, но автор так поливал помоями творчество Олди, что так и хочется спросить: а чего добился ты? Да-да, адресовать такой вопрос писателю – другому повару, а не просто посетителю ресторана, если пользоваться известной аналогией – считаю вполне правомерным. Ну и посмотрим, чего он там наварил в рассказе «Бремя чужих судеб». Какое он право имеет чуть ли не мешать с дерьмом писателей, чей стиль и язык находятся  на очень высоком уровне. Для теперешней русской фантастики даже удивительно высоком уровне.

«Рассвет топтался где-то на другой стороне планеты, предлагая городу Шадизару объятия холодных звезд.»
Предлагал чьи-то объятия? В смысле, как сутенер? Да еще умудрялся это делать с другой стороны планеты? Вообще-то фразам, претендующим на поэтичность, наличие логики вовсе не вредит.

«Снизу же, как всегда поднимался восхитительный запах сточных канав. Эти канавы, […] избороздили переулки […], расточая истинный запашок мироздания.»
Ага, благодарю. Я, признаться, сразу и не понял, что канавы воняли. Два предложения, несущие одну и ту же информацию были необходимы, как воздух.

«покой, лишь изредка нарушаемый шагами городской стражи, которая предпочитала обходить освященное пространство опустевших улиц.»
Святой воды-то, надеюсь, не пожалели, когда ритуал освящения улиц проводили?

«В роскошном особняке бывшего чеканщика Аммали, расположенном на улице Твердокаменных Дев, кроме многочисленных слуг, заранее отправленных на свою половину дома, не спали.»
Улица Твердокаменных Дев? Это Шадизар или Анк-Морпорк*? Ну ладно. А теперь уберем из предложения все украшения, оставив только самую суть: «В особняке  кроме слуг не спали.» Я твоя душу мотал!

Предложение, следующее сразу же за процитированным выше: «Бывший чеканщик Аммали, больше известный всему воровскому сообществу Шадизара как Большой Купец […]».  Да, да, Аммали – бывший чеканщик. Мы же не так быстро забываем сведения из предыдущего предложения.

«Обнаженные груди девушки с острыми вызывающими сосками мягко колыхнулись, когда она покорно склонилась перед хозяином, являя мужскому взору не только упругую наготу груди…»
Груди колыхнулись, когда она явила груди (желая показать грудь при демонстрации грудей).

«Широкая мягкая кушетка, четыре глубоких кресла и круглый низенький стол приятно дополняли убранство помещения.»
Я бы даже сказал: сладостно дополняли!

«– Выпьешь чего-нибудь, Конан? – радушно предложил Аммали, с неторопливой величавостью направляясь к напиткам, разлитым по изящным бокалам.»
Поясню: это не фуршет на двадцать человек, в комнате находятся только двое – Конан и бывший чеканщик Аммали. Какой смысл заранее разливать разные напитки по бокалам?

«Его неспешная косолапая походка придавала ему сходство с медведем, не раз виденным Конаном во время охоты на далеком севере.»
И каждый раз это был один конкретный медведь. Да? По смыслу так.

«– Ну что ж, звучит справедливо, – медленно растягивая слова, произнес Аммали, и хотя, при этом, его губы расползлись в добродушной улыбке, глаза наполнились колючим холодом и недоброжелательностью.»
Если глаза были наполнены недоброжелательностью, как такую улыбку можно расценить как добродушную?

«Киммериец до хруста в костяшках, сжал пудовые кулаки, понимая, что его терпение и выдержку специально провоцируют.»
Обычно их испытывают.

«Возле угловой башни "Тридцати шести распятых туранцев" тебя будут ждать.»
Двадцати шести Бакинских Комисаров, бля! Ладно, ладно, это придирка.

«– Из нас двоих твой язык явно длиннее.»
Из нас твой язык длиннее. Класс.

«маленький отравленный кинжал, спрятанный в рукаве его широкого халата, незаметно скользнул ему в ладонь.»
Человек, который, по всей видимости, весьма ценит свою жизнь, постоянно таскает в рукаве халата отравленный кинжал?

«– Мне говорили, что ты не раз посещал дворец в поисках драгоценных находок, и удача никогда еще не покидала тебя?»  –  спрашивает купец у Конана. Да, блин, Конан каждую ночь залезает во дворец, чтобы пополнить запасы золота. А что? Ну шастают постоянно воры по дворцу и шастают, кого это там волнует?

И тут появляется колдун.

«Большой Купец выронил из рук бокал с вином и затравленно уставился на пришельца. Только редкостное самообладание позволило ему сохранить прежний, невозмутимый вид»
Смотрел затравленно, с невозмутимым видом.

«хотя испуганно бегающие глаза…»
Или не было невозмутимости? Я запутался.

«Красные глаза Стегали метнули кровавый огонь.»
Не пугайтесь, это не в буквальном смысле. Хотя нет, пугайтесь: таких ужасных метафор еще поискать. Где-нибудь на страничках «самиздата», в произведениях под названиями вроде «Кровавый Ад Кромешной Тьмы»

Через мгновение: «– Я жду… – жестко произнес Стегали, и в глубине его красных глаз зажегся мрачный огонь.»
О, для разнообразия огонь в красных глазах из кровавого сделался мрачным.

Кстати, автор нам тут же сообщил, что «Безопасность Большого Купца была под угрозой.» Ну, вдруг мы не догадались?

«Белый пушистый ковер быстро набухал обильной человеческой кровью»
Может, он хотя бы от крови набухал?

«– Надеюсь, ты получил хороший урок, варвар? – равнодушно произнес Стегали, повернувшись к Конану.»
Не понимаю, зачем красноглазый чародей с переменчивым огоньком в глазах сообщил случайному свидетелю, что с ним, мол, шутки плохи, ну да ладно.

«– Выглядит впечатляюще, – демонстрируя железную выдержку, ответил Конан. При этом, зазубренное острие его меча твердо смотрело прямо в лицо колдуну»
Вроде постоянно наведывается во дворец за золотишком, а оружие себе нормальное справить не может. На баб и вино что ль всё тратит, как и положено нашему русскому Конану, который трижды подумает?

«Не успел Конан перевести дух, как его верный меч с невероятной силой вырвался из рук, со свистом завертелся у него над головой, поднялся к самому потолку, оттуда стремительно ринулся вниз и с хрустом вонзился в останки Большого Купца. Потом, все та же чудовищная сила подбросила киммерийца вверх и кинула его на плотно запертые ставни. Словно пущенный из гигантской баллисты снаряд, его мускулистое тело с диким треском вылетело из дома, вышибив тяжелые дубовые створки окон настежь, и понеслось над улицами Шадизара с невероятной скоростью. Вслед за варваром из разбитого окна появился туго набитый мешочек с деньгами и, будто верный пес, устремился попятам удаляющегося хозяина. Последнее, что успел заметить киммериец, была чернокожая рабыня, вбежавшая в комнату с безумными от испуга глазами.»
Блин, дело точно не в Анк-Морпорке происходит? Вернее, его неостроумной версии?

«Лимонного цвета лицо одного из главных воров славного города Шадизара было как никогда кислым, на нем отражались всевозможные пороки и больная печень.»
В смысле, ярко-жёлтое лицо? Да это не печень, это что-то пострашнее. А, может, он был родом из арктических областей Барсума? Тогда всё в порядке, отбой.

«Он сидел на шаткой скамье, за широким письменным столом, давным-давно украденным из одного богатого дома.»
Вообще, умные люди из богатого дома украли бы деньги или драгоценности. И купили бы на них стол. Или у гильдии воров Шадизара особый кодекс, как у их собратьев из юмористической литературы: пользоваться только тем, что украл?

«Ни убогое убранство комнаты, ни сам вор не вызывали здоровых мыслей о долголетии.»
А почему они должны вызывать мысли о долголетии?

«Это был подвал таверны "Девственных Певуний".»
Куда частенько наведывались сержант Фред Колон и капрал Шнобби Шноббс. Теперь я окончательно в этом уверен!

А еще там есть «постоялый двор "Желанных Девочек"»

«Воздав должное Богу Крому…»
Правильно, давайте слово «бог» к месту и не к месту писать с заглавной буквы.

«Пылая праведным гневом от немедленного желания вцепиться в горло врага, Конан заскрежетал зубами. Его гнев был столь велик, а порыв столь мощным, что окровавленные веревки чуть было, не лопнули.»
Не, мало пафоса. Ещё! Ещё!

«Теперь уже ничто не могло остановить его, и первый тюремщик, спустившийся в подвал, смог легко в этом убедиться. Бедняга умер мгновенно, так и не поняв, что именно отправило его на тот свет. Короткий бросок, мощный удар кулаком и бычья шея охранника треснула у самого основания.
– Так будет с каждым, – тихо прорычал Конан, и его лицо исказилось в жутковатой окровавленной гримасе. – С каждым, кто встанет на моем пути.»
Вот, уже лучше. Берегись, коварный раджа!
Ну, дальше там еще пара мгновенных путешествий к праотцам и, наконец:
«Стоять бродяга! – Заорал кто-то. Несколько молодцов, яростно размахивая мечами и дубинками, бросились к северянину, пытаясь повалить его на пол. Когда все успокоилось, и больше половины посетителей отправились к праотцам, никто уже не препятствовал варвару идти своей дорогой.»

Чёрт… Кажется, я случайно перескочил на текст сценария «Коргота из Барбарии». А нет, всё еще «Бремя чужих судеб», Энтони Белл. Читаем дальше.

«[…] северянин, целеустремленно направляясь к выходу. Расстояние было невелико, но прямо на выходе путь ему преградили еще пятеро верзил.»
Да что ж такое?! Ну сейчас он им!
«Внезапно позади киммерийца испуганно завизжала Мирриам. Варвар едва успел пригнуться, как мимо него с ужасающим грохотом пролетело тяжеленное колесо от арбы, усеянное острыми шипами. Только великолепная реакция спасла Конану жизнь, чего нельзя было сказать о пятерых головорезах, попытавшихся встать на его пути к свободе. Трое из них, потеряв сознание, валялись под обломками колеса, которое вынесло к праотцам не только их бесчувственные туши, но и часть дверного проема. […] Конан беспрепятственно вышел наружу.»
Ага… Ну, в общем, неплохое завершение всего этого бедлама: шипастому колесу, которое висело под потолком надоело смотреть на это безобразие и оно решило поразмять шипы.
Нет, я три раза перечитал момент. Колесо действовало по своей воле, никто его не кидал. Да и у кого столько сил возьмётся? Чтоб еще и дверной проем вынести.

Читаем дальше.

«С появлением киммерийца, финал трагедии быстро подошел к концу. Оторванный от желанной добычи, словно малое дитя от груди матери, бритоголовый вор взлетел к потолку и оттуда рухнул прямо на стол, стоявший посредине комнаты, разбив его вдребезги.»
Ва-а-ау… Вот это силища. Может, наш варвар всё-таки был сыном божества от земной женщины? Ну сидит этот там Кром у себя на горке, изображает мрачного типа, которому нет дела до людей, а тайком нет-нет, да и потрахивает дщерей человеческих?

Так, ну потом Конан за пару секунд убивает двух вооруженных охранников. К этому мы уже привыкли…

Лиона Спрэга де Кампа ругают за то, что он привинтил к Конану рыцарский кодекс чести, тем самым исказив оригинальный характер персонажа. О, господа, полюбуйтесь, каким видит Конана Энтони Белл:
«– Никаких дел, пока я не закончу этого! – рявкнул киммериец. – У меня есть обязательства перед Аммали и я должен их выполнить.»
Это уже не герой рыцарского романа, это повёрнутый донкихот какой-то. Он чувствует себя обязанным выполнить обязательство перед Аммали, человеком, к которому, судя по первой главе, испытывал неприязнь, которого считал подлецом и мерзавцем. И который мёртв. Потому что:
«чеканщик заплатил мне за работу, а ты сам не раз учил меня, что всякую работу нужно выполнять, тем более, если за нее щедро вознаграждают золотом…»
Он свято (до идиотизма, я бы сказал) блюдёт правила, которые ему прививал человек, которого он чуть не убил, подбросив под потолок. И к которому всю дорогу выражает глубочайшее презрение.

Помните чернокожую рабыню с грудями? Ее зовут Шатала (запомните имя). Так вот:
« К тому же, когда-то давным-давно, колдун погубил всю мою семью, – вскинув голову, твердо сказала молодая женщина. – И не только мою, он уничтожил деревню, в которой я когда-то родилась, и только по счастливой случайности мне удалось остаться в живых.»
Деревня находилась где-то в Заморе. У меня вопрос: ее негритянская семья была в рабстве у какого-то крестьянина? Или в Заморе есть целые деревни, где воспитывают чернокожих рабов? Или негры там вообще обычное явление, живут себе в деревнях?

Дальше Конан, мерзавец с лимонным лицом и Шатала направились в пещеру колдуна. По пути рассказывается история шкатулок:
«Вначале, чеканщик должен был передать их колдуну, но кто-то предложил ему нечто такое, от чего он не смог отказаться.»
Всё-таки чеканщик оказался законченным идиотом, как бы автор ни пытался нас в начале убедить в обратном. Нет, понятно, автору нужен был для сюжета конфликт с чернокнижником. А придумать внятные предпосылки было лень. Вот и пишет он про невнятное «нечто такое», прельстившее весьма состоятельного человека Аммали настолько, что он, очень ценивший покой и комфорт, решил прокатить колдуна, чья ужасная репутация известна всему Шадизару.

«– Ты убил моих родителей, колдун! – крикнула Карина. – Я знаю это.»
Ой! А кто такая Карина? И где Шатала?

В общем-то мы подошли к концу. По приведенным выше цитатам можно достаточно ясно представить, о чём рассказ. Завершается он так: колдун убивает Шаталу и желтолицего, а Конану дает открыть шкатулки, в которых находится артефакт, дающий возможность вернуться в прошлое и изменить события. Конан возвращается к моменту разговора с Аммали и не заключает с ним сделку.
Я так понимаю, ради такой псевдоизящной концовки автор и городил весь рассказ. Ах да, колдун-то тоже оказался идиотом. Ну судите сами: вместо того, чтобы убить Конана (а он мог это сделать легко, автор наделил его такой силой), чародей отправляет его в прошлое, к моменту, когда шкатулки, за которыми он столько охотился еще не попали к нему в руки. Причем, Конан перемещается в прошлое, не потеряв память, и имеет возможность изменить события как угодно. То есть по совершенно непонятной причине колдун рискует лишиться своих шкатулок, если цепь событий будет изменена.
Что еще хочу сказать? С удивлением читал, комментарии, где рассказы (речь о двух штуках) автора хвалят. Хороши, мол, интересны. Второй я тоже читал, он еще хуже. Так вот что это? Настолько отсутствует вкус? Или просто не с чем сравнить, и действительно хорошую литературу эти люди в глаза не видели? И как прикажете относиться к вещам, которые они хвалят помимо работ нашего автора? Так же «сильны и хороши»? Тогда спасибо, буду обходить стороной.

__________
* Главный город Плоского Мира из юмористического цикла Т. Пратчетта.

Отредактировано К.Ф. (2012-04-03 23:36:36)