что ж, комментарии Чертозная логичны и претензии аргументированы

Оттокара ни одна живая душа не посмела бы обвинить в трусости, но и с безумием его отвага не имела ничего общего. Когда до берега было несколько сотен футов, король отложил весло, и жестом приказал прочим своим гребцам несколько умерить пыл. Он не собирался первым ступать на берег, что бы встретить грудью прилетевшее из чащи копье или стрелу. Его облик наверняка был  известен каждому варвару в Пуште, а любимый братец вполне мог пообещать награду за его голову. Потому король решил высаживаться не в первых рядах. Он сбросил оледенелые рукавицы, и натянул перчатки из жесткой кожи, обшитые с внешней стороны металлическими бляхами. Меж тем его оруженосцы распутывали ноги коням. Кони же, замерзшие, уставшие и злые после долгого лежания в противоестественной позе на дне лодки, сердито фыркали и косили глазами.  Но им оставалось недолго мучиться, берег был уже близко...
Первые  ладьи уже ткнулись носами в топкий берег, люди уже спрыгивали на берег, кто оказываясь по колено, а кто и по пояс в воде, начинали вытаскивать суденышки, уже попрыгали в воду, и фыркая рванулись к близкому берегу,  первые кони.
И тогда стена леса словно ожила: едва ли не за каждой кочкой, каждым кустиком, каждым деревом, как, оказалось, таился  вооруженный луком варвар.
Оттокар да и каждый его человек готовы были к засаде. Окажись они на месте мятежников, они бы и сами использовали возможность ударить по врагу на переправе,  не дожидаясь, пока тот твердо встанет на землю.
И все же никто не был готов к тому, что небо едва ли не потемнеет от стрел…
Прикрываясь щитом, Оттокар краем глаза успел заметить, сколько стрел выпущено в воздух, стреляли многие сотни лучников!!!
Часть стрел с роговыми, костяными, бронзовыми наконечниками не могли повредить людям, большинство из которых были защищены кольчугами и панцирями, а те немногие, у кого не было доспехов, спасались за щитами. Но стрелы с железными наконечниками пробивали даже лучшую броню. И даже те, что бессильно скользили по латам рыцарей, ранили их коней. Конечно, плотные попоны принимали на себя часть попаданий, да и не каждая прилетевшая на излете стрела могла нанести тяжелую рану могучему рыцарскому коню, что весил порой по три тысячи фунтов, и отличался густой шерстью и жесткими как канаты мышцами. Но даже самые легкие раны злили животных, и те начинали метаться по лодкам, где до того тихо лежали, повинуясь воле хозяев. Одно за другим суденышки переворачивались, и в воду летели как люди, так и кони. Если дело происходило на мелководье, то и те другие тут же устремлялись к берегу, увязая ногами в топком дне. Их язвили все новые летящие с берега стрелы, но все же в большинстве своем они добирались до берега. А если судно переворачивалось над глубокой водой, то у людей было много меньше шансов спастись, чем у животных. Поэтому они всеми силами удерживали брыкающихся коней, и изо всех сил гребли к берегу или хотя бы к мели. Самые отчаянные прямо в лодках взбирались в седло, и с отчаянным криком прыгали за борт, надеясь, что у животных хватит сил вынести себя и всадников на сушу.
Под дождем стрел, в сгущающейся тьме суда одно за другим упорно шли к берегу. С лодок тоже стреляли, струны самострелов не боялись влаги, и потому гвардейцы смело держали их наготове во время переправы, а не чехлили как обычные луки. Хотя самострелы били и мощно, но медленно и стрелков было сейчас слишком мало, что бы нанести укрывавшемуся в лесу врагу существенный урон. Большинство гвардейцев правило лодками, отчаянно усмиряя лошадей. 
Часть барок наоборот отходили подальше от берега, что бы вне досягаемости ливня стрел пережить его конец, ведь не могли же стрелы быть бесконечными.
Две стрелы пробили щит Оттокара, но не задели самого короля, не ранили державшую щит руку. Однако в следующий миг рывок раненого в шею жеребца перевернул лодку, и король оказался под ледяной водой. От смерти его спасли только крепкие нервы. Почти любой, оказавшись на его месте, начал бы судорожно биться и тем приблизил свою кончину.
«Но я же король Бритунии» - странно отчетливо подумал он, когда воды Неемара сомкнулись над его головой. Он сбросил с руки тяжелый щит. Панцирь, шлем, стремительно промокающая одежда неумолимо тянули вниз, в чернильную мглу. Невероятным усилием Оттокар вынырнул на поверхность и схватился за что-то твердое, казавшееся таким прочным. Но опора оказалась ложной, и он начал тонуть вместе с ней, поняв, что подобно утопающему из поговорки уцепился за соломинку, точнее не за соломинку, а за весло.
Он вновь вынырнул, хватая ртом воздух и понимая, что третий раз всплыть ему уже удастся.
Рядом шумно и яростно боролось за жизнь нечто огромное. В помутившемся от отсутствия воздуха разуме короля мелькнула мысль о драконе, но это был всего лишь его боевой конь, в стальном налобнике, делавшим его похожим на водяное чудовище.
Оттокар вцепился в гриву зверя. Тот недовольно заржал и забился. Вообще Оттокар не раз и не два   переплывал на своем коне реки, но то было летом, и тогда сам не весил столько. Но берег был уже так близко.
- Ну же, вывези, вывези, Буйный, - бормотал король, из всех сил стараясь помогать коню ногами. Толку в том было немного, его ноги в полных воды сапогах отчаянно уходили вниз, мокрая грива готова была вырваться из мерзнущих, изрезанных пальцев.
Новая стрела пропела совсем рядом, и вошла в воду в дюйме от его искаженного от усилий лица. Другая стрела ударилась о налобник Буйного и бессильно упала в воду, сломавшись.
Когда под ногами его появилась зыбкая почва, король уже совершенно выбился из сил и пальцы его начали бессильно отпускать гриву коня. Но вот воды стало по грудь, Оттокар отпустил гриву коня и вцепился в поводья, воды стало по пояс, и Оттокар, все еще ведя коня под уздцы правой рукой вытащил из ножен меч. Воды стало по щиколотку, и король взгромоздился в седло, хотя в мокрой одежде это стоило ему больших усилий, чем в самом  тяжелом доспехе.
Выплывая, конь выбрался на берег в нескольких сотнях футов в стороне от места высадки, где и закипело сражение. Но это не означало, что король ступил на северный берег там, где он был безопасен. Как раз в тот миг, что он оказался в седле, из леса наперерез королю выскочили  два беловолосых дикаря. Хищные лица, топоры на длинных рукоятях, круглые щиты. Первого из них Оттокар просто стоптал конем, варвар успел только вскрикнуть, и взмахнуть руками, когда Буйный сбил его своим исполинским телом, и под копытами жалко хрустнули кости. Второй, более осторожный, сумел уклониться от броска коня, но длинный меч в руке Оттокара настиг его, раскроив голову.
Против вступивших на землю бритунцев стрелы варваров не были столь эффективны.
Перед полудикими племенами, давно не знавшими иной войны кроме грабительских набегов, выстраивалась боевое построение.
Оставив оплакивать павших на потом, все уцелевшие на переправе спешно сбивались в небольшие отряды. Сплоченные за годы совместных сражений, походов, попоек дюжины гвардейцев одна за другой становились в строй, щит к щиту, копья наперевес, из-за их спин били в сторону леса стрелки.
Из леса все еще летели стрелы, но уже не столь много, видимо их запас, в самом деле начал подходить к концу, да и ответные залпы из самострелов несколько убавили у стрелков самоуверенности.
Со стороны леса наконец-то стали появляться и первые варвары. 
Рослые, с почти белыми волосами, облаченные в звериные шкуры, раскрашенные боевой раскраской,  они злобно завывали, размахивая топорами, копьями и мечами. Некоторые впрочем, были облачены в полные доспехи и держали строй - явно из солдат самого Дормунта. Однако большинство никакого боевого порядка не соблюдали,  это была просто толпа. Яростный натиск варваров встретил уверенный отпор королевских гвардейцев. Щит к щиту, стена копий. Варвары ударили щит в щит, грохот от столкновения раздался подобно грому. А потом — яростные хриплые крики, скрежет оружия, треск ломающихся древков... Кто-то из гвардейцев упал на землю, истекая кровью, кого-то опрокинули с ног силой удара, но большинство выстояло, сомкнуло свои ряды над павшими. В страшной давке кололи из-за щитов копьями, короткими мечами, те что стояли сзади били копьями поверх голов щитононосцев.
Варвары же ломили хаотичной толпой, толкая друг друга, призывая на помощь своих жутких богов, они рубили щиты, тянули их на себя, зацепив топорами, били в неприкрытые щитами ноги... Через какое-то время жестокой резни варвары откатились назад, оставив на истоптанной земле немало своих товарищей, убитых и раненых.
Они все так же зловеще выли, подражая зверям, но никакого страха бритунцам уже не внушали. Отброшенные назад, они не спешили, второй раз бросаться на строй, а принялись метать  копья, дротики, топоры.
Меж тем королевские гвардейцы, к которым на помощь шли все новые дюжины, только сильнее сплачивали ряды.
Под их прикрытием готовились к схватке и конные воины.
Темнело быстро, как это бывает осенью на севере. Укрываясь щитами от вновь возобновившегося обстрела, бритунцы били кресалом по камню, раздували труты, подносили их к заранее запасенным факелам. Факелы эти летели в сумерки, большей частью гасли, упав в мокрую траву, но все равно выхватывали из темноты фигуры врагов, мечущихся среди деревьев.
Очевидно, было, что варвары, потерпев поражение во время первого натиска, не собирались ввязываться в лобовое сражение, где им было не справиться с закованными в доспехи и привычными к рубке королевскими гвардейцами. 
Боевые кличи рыцарей перекрывали один другой. Едва оказавшись на берегу те из них, кто не был ранен и сохранил коней, вскакивали в седла.
В самом центре пока еще беспорядочной толпы возник высокий всадник на огромном жеребце. С них обоих лились потоки воды. Всадник воздел к чернеющему небу длинный меч и крикнул что было силы.
- Ко мне, слава Бритунии!
То был старый боевой клич королей, который давно уже не слышали уши рыцарей короны, потому что давно ни один король лично не водил своих подданных в бой.
- Это король!!! Король!!! - понеслось из уст в уста. Многие видели, как перевернулась лодка Оттокара, и в войске уже успел родиться слух, что он погиб, но сейчас каждый мог видеть, что Оттокар вырвался из пучины живым и судя по всему невредимым.
Во время  крушения лодки погиб королевский оруженосец, утонул большой сигнальный рог, но силы королевских легких хватило, что бы его зов услышали те, к кому он был обращен.
Около полусотни всадников сплотились вокруг Оттокара.
В свете факелов было видно как дыхание вырывается из рта облачками пара.
-Эти трусливые болотные змеи только и могут, что стрелять по честным воинам, когда те находятся на переправе! - зло сказал он. - Кажется, пока я купался здесь, мы уже успели дать им по зубам? Нельзя, что бы они отползли в свои болота невредимыми, мы нанесли им удар, надо нанести и второй. Выкурим их из леса!
- Но уже почти ночь! И это их леса, тут за каждой кочкой может сидеть варвар с луком.
- Я и не собираюсь углубляться в Пущту, на ночь глядя. Но пощекотать им бока мы просто должны.
Пользуясь павшей на землю тьмой, варвары снова начали обстреливать бритунцев. но в этот раз обстрел уже не производил никакого впечатления, и потому что был много слабее того ливня стрел, что обрушился на переправе, и потому, что теперь люди готовы были в любое мгновение поднять щиты. 
Берег стремительно превращался в лагерь.
Королевские  воины буквально вгрызались в землю. Вбивали в землю колья, ставили палатки,  привычно распределяясь по дюжинам. Не все дюжины досчитались своих… 
Повсюду разгорались костры, у которых грелись замерзающие, сушили мокрую одежду и обувь. Ругаясь, воины тянули к пламени зябнущие руки, те, кого миновала ледяная купель делись с невезучими товарищами сухой одеждой.
Бинтовали раненых, складывали в сторону погибших товарищей…
Суденышки были вытащены на сушу, и часть из них образовали подобие крепостных стен вокруг лагеря.
Под угрозой жизни быстро выветривались все сословные предрассудки, Оттокар приказал своим благородным дворянам нести вахту наравне со всеми. Происходи дело во время одной из чинных и благопристойных летних кампаний где-нибудь на границе с Заморой, такой приказ был бы немыслим, но не сейчас, на берегу дышащего холодом Неемара, когда лес полон кровожадных дикарей. Многие люди заботились больше о своих боевых конях чем о себе, вытирали их любой сухой тряпкой, пусть то хоть собственная рубаха, накрывали от холода попонами и холстиной для палаток.
Вся ночь прошла в попытках обустроится, обсушиться, обогреться, пока половина бритунцев занималась этим, другие стерегли границы лагеря.
Король наряду со своими людьми что-то таскал, рубил кустарник, вытаптывал клочок земли для шатра. В дни придворной жизни Оттокар обленился до того, что  обували его двое слуг, но сейчас он уже сам не поверил бы в это. Праздная жизнь при дворе, теплые покои, изысканные яства на столах, музыка ублажающая слух… все это осталось на том берегу Неемара.
Он еще заметил, что грязевой поход, а потом и долгое стояние на южном берегу, как ни странно пошли на пользу его людям, приучив их к трудностям. К тому же те, кто мог заболеть, уже заболели, и теперь или поправились, или  остались в замке Дормунда, или и вовсе скончались, так и не успев скрестить мечи с врагом. Те, кто сейчас остался в строю едва ли повалятся от того, что «немного промочили ноги»!
Оттокар помнил, что порой в затянувшихся кампаниях от болезней погибало столько же людей, сколько в битвах. Но он не собирался затягивать свой поход, ни на один лишний день. Самая трудная часть плана – переправа через Неемар была выполнена.
Завтра он даст людям день отдыха, а потом, отобрав самых отчаянных, самых крепких и самых жестоких, устремится вверх по реке, и пусть дикари готовят голову Дормунда на деревянном блюде, потому что небу станет жарко от пожарищ, в которых запылают их дома и святилища!!!
С этими мыслями Оттокар ближе к рассвету забылся неспокойным сном, вытянув ноги к чадящему костерку, и кутаясь в плащ.
В ту ночь и утро обошлось без нападений.
Оттокара это не слишком радовало. Проснулся он, когда солнце уже клонилось к полудню. Вообще он на удивление хорошо выспался и, несмотря на вчерашнее «купание» отлично себя чувствовал. Беспокоили только покрытые мелкими порезами руки, но это была не та боль, на которую следует обращать внимание мужчине и воину. Но до странности мирный вид лагеря,  что открылся ему, когда король выбрался из-под полога, который укрывал его от ветра, показался Оттокару дурным предзнаменованием.
На палках и веревках сушилась одежда, бурлило варево в походных котлах. Стало существенно теплее. Нет, разумеется, лето не вернулось, но ничего похожего на  вчерашний мороз, и ничего похожего на предыдущие две недели, когда летела снежная крупа и шел ледяной дождь. Сейчас солнце даже пробовало пригревать.
Король отчего-то решил, что непогода была наслана колдунами Пущты. Мысль была простая, будничная, словно он каждый день сталкивался с такой магической силой, что способна изменить погоду над целой страной на многие дни.
Оттокар обошел границы лагеря, проверяя посты, хотя особой необходимости в том не было. Со стороны леса вдруг вышли полдюжины человек – судя по одежде оруженосцы кого-то из столичных рыцарей. Они тащили вязанки хвороста, а один гордо нес в лопухе немного поздней ягоды, видимо порадовать своего господина. Оттокар накинулся на юношей, почему они отошли от лагеря, кто им позволил, и что они думают, если их головы окажутся у ног статуй варварских божков.
Но те, хотя и смутились королевского гнева, ответствовали, что лес прочесан меньшее на милю, и нигде не найдено не то, что дикаря, ни единого следа дикарей, к тому же их все же шестеро, и они все при оружии!
Если враг и дальше собирается бегать от него по лесам, то придется вернуться ни  с чем, что в его случае равносильно поражению.
- Нет  – скрипнул зубами король. – Нет. – повторил он, так жестко, что оруженосцы откровенно перепугались, наверное ожидая, что сейчас его величество прикажет их вздернуть за нарушение какого-либо приказа.
К вечеру Оттокар разделил свое воинство примерно пополам.
Половина людей должна была остаться стеречь лагерь. В лагере оставались все, даже легко раненые (многие, кого стрелы задели лишь по касательной даже приуныли от такого известия), все, кто чувствовал себя хоть сколько-нибудь нездоровым. Конечно, в их число попало и немало симулянтов, но трусы были нужны в опасном походе еще меньше, чем больные. Старшим над лагерем король поставил Диргиса.
Сначала Оттокар думал поручить лагерь Формонду, потому что подумал, что старому воину, хотя он доныне и держался молодцом, поход вверх по реке может показаться слишком тяжелым. Но обычно почтительный Формонд, служивший трону верой и правдой, вдруг заупрямился, словно горячий юнец, в доказательство свой полной готовности сражаться наряду с молодыми при короле разорвал сыромятный ремень, и швырнув обрывки к ногам Оттокара спросил кто из вдвое более молодых готов тут же повторить это.
Хотя такая вспышка и выглядела почти забавно, Оттокар пошел навстречу старому соратнику, зная, что Формонда в войске  уважают и почитают все кроме отъявленных смутьянов, и  велел собираться в поход.
Конница двинулась сушей, а пехотинцы  – на веслах и волоком вверх по реке. Лодки были полны провизии для людей и лошадей, стрел, копий взамен тех, что несомненно будут утрачены в схватках. Всадники, снабженные самым необходимым, дневным припасом еды будут удаляться от реки и возвращаться к ней. Старшим над небольшой флотилией Оттокар поставил уроженца здешних мест Кенельма, чей отец когда-то дослужился до рыцарского звания, проведя отряд Каратака через топь. Оставалось надеяться, что Кенельм достойный сын своего отца. Этому узкоплечему беловолосому человеку доводилось и побывать в плену в варваров, и пировать с ними за одним столом, торговать с ними, и убивать их. Было бы преувеличением сказать, что Пущту он знал как свои пять пальцев, все же никто лучше него в королевском войске не был знаком с этой неприветливой местностью.
Предполагалось, что пока конница будет рыскать по округе, разоряя попавшиеся села и капища,  флот с припасами будет медленно ползти вверх по реке.
Отобрав самых крепких, самых выносливых коней, всадники Оттокара, во главе которых высился сам король на своем ширококостном Буйном, перекинули через шею животных переметные сумки, и тронулись неспешным шагом.
Хотя в лесу, конечно же, глупо было рассчитывать на то, что бы построившись стремя к стремени, ударить по врагу, нельзя было сказать, что Пущта была непроходима. Довольно часто попадались широкие поляны, всюду тянулись тропки, а порой и почти настоящие дороги. То, что с воды казалось девственной лесной чащей, тем, кто оказался под кронами деревьев предстало не самым густым смешанным лесом, в котором всюду были разбросаны следы присутствия человека.
Вечером первого дня похода передовой отряд наткнулся на небольшую деревушку, в которой не оказалось ни единого жителя.  Ночь те, кто уместился под крышей, провели, кормя местных клопов, а утром, уходя, запалили деревеньку.
Невысокие, приземистые домишки долго не хотели заниматься, но когда загорелись, то полыхали вполне ярко. Пусть жители деревни укрылись сейчас в каком-нибудь урочище, пускай Пуща для них дом родной, спать на снегу, прикрыв носы хвостами они все-таки не умеют, так вот пусть теперь помучаются зимой, если доживут до зимы!
В центре селения стоял идол  местного божка – грубо отесанное дерево, изображавшее что-то похожее на человека с головой волка. Оттокар лично свалил божка, орудуя тяжелым топором лесоруба, и злорадно смеясь, запинал идола в разгорающийся огонь.
Через несколько миль в овраге нашли небольшое козье стадо, видимо всю живность, принадлежавшую бежавшим из деревни дикарям. Стороживших стадо юнцов быстро прикончили, вообще-то их попытались захватить в плен, но те так яростно размахивали топорами, что Оттокар устало махнул рукой, и дикарей застрелили из луков.
А в полдень появился и враг, настоящий враг, которого так долго и так тщетно искал Оттокар.
Передовой отряд бритунцев поил коней из небольшой речки, когда из леса выскочили варвары с обнаженным оружием. Хотя сначала схватка и носила «метательный» характер, и со стороны помеганских мятежников летели в основном стрелы и дротики, в этот раз бритунцы закрываясь щитами пережили обстрел благополучно и дело дошло до настоящей рукопашной, где доспехи, превосходная выучка и накопившаяся за время похода злоба решила дело.
Около трех десятков мятежников было убито, двоих захватили в плен, прочие же бросились искать спасения в лесах.
Бритунцы не стали их преследовать.
Когда король со своими людьми подоспел к месту сражения, то пленные уже корчились на импровизированных дыбах — ветвях вековых деревьев, а хохочущие рыцари «щекотали им ребра» мечами и расспрашивали о том, что творится в глубине Помегании.
В ответ в основном долгое время летели проклятия и ругательства, но потом висельников потянули вниз за ноги, у них вывернулись локти и плечевые суставы, и им стало не до брани. Правда, простые помеганцы немного знали о замыслах своих вождей, но кое-что из их воплей прояснилось.
В частности Оттокар сделал вывод, что его возлюбленный братец безумнее, чем казался.
Поднять на мятеж северные вечно непокорные провинции, что бы захватить престол — в этом плане есть доля разумности, особенно если ты сам принц крови, а не подпасок. А вот привести в Бритунию гиперборейцев - это уже было полным сумасшествием. Волк почуявший запах крови не остановится на полпути и вряд ли гиперборейцы добровольно уйдут из страны, даже если мятежный принц все-таки усядется на бритнуский трон. Дормунт не мог этого не понимать,  значит...значит, в этой смуте был заинтересован и кто-то еще.  Терзаемые помеганцы что-то выкрикивали о красивой гиперборейке, несомненно колдунье, о гиперборейских воинах.
План врага Оттокару был ясен изначально: заманить в глубины болотистой местности, рассеять и по частям перебить захватчиков. Эта тактика уже применялась в прошлом: две бритунские армии в свое время двинувшиеся на север для приведения помеганцев к порядку, пропали в болотах, пав частью от стрел и мечей врага, а частью затянутые топью, а так же от болезней и голода, что воцарялся в лагерях, отрезанных от большой земли.
Но в планы Оттокара меньше всего входило «сгинуть в Помегании».
Его войско медленно ползло вдоль реки, неумолимо надвигаясь на священные места, где мятежникам волей-неволей придется принять бой.
Король сделал ставку на, что бегать от него до бесконечности мятежники не смогут, потому что Помегания не слишком велика, и зарево пожарищ в самом деле уже через пару дней занялось над лесами так ярко, что по злоязыкому замечанию короля «жарко стало даже их божкам на небесах».
Всадники Оттокара разьезжали по обезлюдевшей округе, сжигая селения и забирая все что могло пригодится. Много в лачугах дикарей не возьмешь, но в приближении зимы каждая связка сушеной рыбы, каждая малорослая коза была на вес золота.
Жестокие сражения разгорелись вокруг святилищ.
Вопреки общей бедности и отсталости Помегании, о своих божествах варвары заботились хорошо, и священные дубы, каменья и идолы были заботливо обнесены частоколом, и в сваленных к их основаниях подношениях  вместо ожидаемых бусинок и роговых гребешков лежали настоящие сокровища.
Жившие при святилищах жрецы, что посвятили свою жизнь богам, меньше всего напоминали и священнослужителях цивилизованных стран, часто это были могучие воины, которых фанатичная вера делала бесстрашными и нечувствительными к боли.
Одно такое святилище, расположенное на острове среди болота, бритунцы осаждали три дня, пока не проложили гать, и по пояс в болотиной водице не подошли к стенам варварского храма.
В ответ летели стрелы, камни и копья, и от того боевой дух бритунцев готов был пасть, но шедший впереди отряда старый Формонд страшным голосом прокричал, что того, кто вздумает повернуть назад, он убьет лично и будет мостить гать такими трусами.
Под прикрытием больших щитов бритунцы сумели подойти к самым стенам и святилища и очень скоро все оборонявшиеся были убиты, а победители с изумлением перебирали руками золото, серебро и драгоценности, которые за сотни лет скопились у ног четырехглавого дикарского бога с золотыми монетами вместо глаз...
Несколько особо фанатичных защитников святилища в припадке «божественного безумия» бросились на свои мечи сами, и теперь умирали у ног статуи, которую многие поколения почитали их предки.  Непочтительно оттащив мертвых и умирающих в сторону, бритунцы принялись делить добычу.
Оттокар когда ему донесли об этой победе, повеселел еще больше.
Поход, кажется, обещал принести не только победу нам мятежниками и славу усмирителя Помегании, но и обогащение, если и невеликое, то хотя бы хватит заплатить войску...
Единственной новостью, придавшей привкус горечи вину победы была рана Формонда, видимо не опасная для жизни, но надолго, если не навсегда выведшая старого вояку из строя — топор помеганского жреца сломал ему колено, Формонд несомненно остался бы вовсе без ноги и скорее всего на месте истек бы кровью, если бы не кольчужные шоссы, но сейчас мучимый страшной болью, с сильно распухшей, недвижимой ногой, закованной в лубки, он вынужден был ехать вслед за войском в лодке. От отправки в лагерь он отказался, обосновав это тем, что рана его не кровоточит, а голова пока что работает хорошо и своими советами он будет полезнее в рядах сражающегося войска, чем в лагере на берегу.
Следом за островным святилищем пало еще два.
Как бы яростно ни размахивали жрецы своими топорами, а долго противостоять силе бритунской армии не смогли.
Оттокар решился немного ослабить защиту лагеря, вызвав к себе еще две сотни человек.
Река полностью контролировалась теперь бритунцами, суденышки ходили вверх и вниз, подвозя провизию, увозя в лагерь раненых.
Прошла неделя, занятая мелкими арьергардными стычками, разграблением варварских святилищ и  сожжением селений. Конечно, люди Оттокара тоже гибли в боях, попадали в засады, а то и просто плутали в лесах и болотах, но в целом кампания складывалась благополучно для бритунцев.
Случилось то, чего не ожидал и сам Оттокар - некоторые  помеганцы спасаясь от гнева бритунских рыцарей стали перебегать на его сторону, кляня себя за то что связались с лжецом Дормунтом и предали короля, никогда не чинившего им особых обид. Пара таких перебежчиков оказалась вражескими лазутчиками, думавшими заманить королевские отряды в болота и засады, но их вовремя выдали те, кто, в самом деле решил предать Дормунта.
Теперь Пущта перестала быть для бритунцев совершенным темным лесом: местные охотники безошибочно указывали нужные тропы и выдавали схроны с провизией и сеном для лошадей.   В ответ они просто просили не разорять их селений, не осквернять их богов.
Но кроме них в лесах укрывались те, кому никакое помилование не светило, мятежники из числа бритунских баронов, и эти то готовы были драться до последней капли крови, справедливо считая, что уж лучше пасть в бою, чем корчится на дыбе. Кроме того в схватках все чаще участвовали гипербореи, известные как стойкие и хладнокровные воины.
Ликовать было рано, Дормунт по-прежнему скрывался в недоступных чащобах и оттуда руководил своими приспешниками, лазутчики доносили о немалом количестве гипербореев, все чаще приходившим на помощь мятежникам, ночные вылазки врага по прежнему тревожили бритунцев.
Но, кажется, проклятие с похода было снято, шла война, а война, какой бы жестокой и грязной она ни была — дело для рыцарей короны и для королевских гвардейцев привычное.
Из всего выходило, что осталось не больше двух дней пути до капища Всех Богов, второй святыни лесных варваров после алтаря в Помеганской Топи. Здесь враг, хочет он того или нет, вынужден будет принять сражение.
Меж тем в стане Дормунта царило уныние и растерянность.
Не поддавались этому разве только гипербореи, для которых война эта была обычной вылазкой на территорию врага и обе стороны были равно чужими. Сердца этих рослых беловолосых людей с холодными глазами не трогали мучения помеганцев, чью землю топтал враг. Они пришли сюда со своей целью и если сейчас и сражались на стороне мятежников, то только по воле своей королевы, и если надо будет, легко обратят оружие и против вчерашних союзников. 
Зеленобородый Грийватис на глазах Домунта как-то осунулся и едва ли не постарел за те несколько дней, что люди Оттокара крушили идолов дедовских богов и вычищали сокровищницы.
Однажды на вечернем совете жрец разразился гневной речью, из которой следовало, что поддержка со стороны лесного жреца с этого дня будет уже не столь безоговорочной.
- Ты привел на нашу землю врага, Дормунт, врага жестокого и коварного!!! Проклятые солнцепоклонники топчут нашу землю, срубают священные деревья и оскверняют святые места!!! Они жгут наши села, грабят и уничтожают людей что вверили свои жизни мне!!! Души предков взывают к отмщению, павшие в боях лежат неупокоенные и звери растаскивают их кости!!! И виноват в этом ты, принц Дормунт, ты обещал нам легкую победу над своим братом, который по твоим словам всего лишь старый сластолюбец!!!
Присутствующие тут же вожди варварских племен согласно закивали головами. Вортекс, командир гипербореев, странно смуглолицый для северянина,  чуть заметно улыбнулся тонкими губами. Даже не улыбнулся - за открытую улыбку кто-нибудь из вождей мог бы и замахнуться своим топором, но сидевший прямо напротив него Дормунт уловил тень насмешки на его лице.
- Да брось ты этот язык саг! - отмахнулся было Дормунт, не узнавая в этом гневном пророке своего товарища по заговору, но во взоре жреца горел такой непритворный гнев, что Дормунт догадался — Грийватис расчетлив и трезв до определенного предела, после которого в его душе берут верх суеверия предков. Сейчас дикарь явно победил политика.
-Кто же мог знать, что он так... - начал оправдываться Дормунт.
- Так силен? Так умен? Так расчетлив?  - прогремел Гривайтис. - Он твой брат, принц Дормунт, не мой!
Вортекс уже улыбался до ушей, обнажив кривые, но крепкие, белые зубы. За смешки над участью павших помеганцев его бы осудили, посмеяться же над незадачливым принцем можно было не рискуя навлечь на себя чей-то гнев.
- А ты! - вдруг вспомнил о присутствующей тут же Вамматар Дормунт. Сейчас оскорбленная гордость и страх перед бунтом в своем стане временно растопил тот ледяной ужас, что он испытывал при общении с королевой-колдуньей. - Ты, Вамматар Беспощадная, не ты ли обещала мне что едва ли не каждая стрела выпущенная моим человеком, понесет с собой смертельное заклятие!!! Где твоя хваленая магия?! У тебя хватило сил только немного подморозить их, да чуть присыпать снегом, но они от этого только окрепли!!! Сейчас мои люди там, в лесах умирают, а ты сидишь целыми днями в своем шатре и не даешь никакой поддержки. Лучше бы ты прислала еще пять сотен таких как он! - Дормунт совершенно осмелев под влиянием гнева, указал на окаменевшего лицом Вортекса. - Пять сотен людей меча, вместо какой-то эфемерной «силы»!!!
- Не забывайся -  в голосе Вамматар прозвучало столько льда, что показалось будто в шатер налетел ветер с гиперборейских заснеженных равнин. - Не забывай с кем разговариваешь, принц Дормунт! Или ты забыл Дуомарг?
-И все же он прав - неожиданно поддержал Дормунта зеленобородый жрец. - Он прав, Вамматар. Мы сражаемся мечами и стрелами, тогда как ты обещала поразить врага своей силой. Ты говорила заманить их вглубь Пущты, и мы сделали это, но они полны сил и гнева, а вовсе не лежат холодными трупами!
Вамматар было трудно вывести из себя, но сейчас она была в ярости. Это жалкие смертные чего-то смеют требовать от НЕЕ, от повелительницы сил, о которых они не имеют даже представления!!! Они что, в самом деле, считают ее чем-то вроде одной из совета военачальников и смеют выговаривать ей?! Колдунье захотелось уничтожить их всех разом, одним заклинанием заставить остановиться их сердца. Но здравый смысл победил. Пока они нужны ей. Потом она вспомнит каждое дерзкое слово, каждый непочтительный взгляд. Ее гнев угасал, сменяясь ледяным спокойствием. Они сомневаются в ее силе? Что же очень скоро она покажет им всю глубину их заблуждений.
- Хорошо - сказала она. - Сегодня ночью они будут спать так крепко, как никогда в жизни.
От ее улыбки похолодело на сердце даже у Гривайтиса.
Кутаясь в плащ, Формонд ворочался у костра. Каждое движение отдавалось болью в безобразно опухшем колене, которое он старался не тревожить. Формонд уже успел несколько раз проклясть свое упрямство, которое заставило его оставаться при армии, вместо того, что бы на совершенно законных основаниях отправиться в лагерь, а возможно и вовсе на южный берег, в теплый замок. Но менять что-то было поздно, да и это было не в характере старого рыцаря.
Рана кроме физических мучений причиняла ему глубокую скорбь. В последние дни опухоль несколько спала, и боль перестала так рвать оголенные нервы. Перелом срастется. Но на всю оставшуюся жизнь он обречен быть калекой. Ходить он сможет только с костылем, о поездках верхом придется забыть... здравствуй старость, сочувственные взгляды, унылое угасание в имении... Это если удастся вернуться живым — поправил себя старый воин.
Из-за больной ноги, да и в силу возраста, нынче он спал мало и чутко. Как правило, и вовсе хватало той полудремы, в которой он проводил дни, когда лодки медленно шли вверх по течению. Но сегодня сон неожиданно сильно стал наваливаться на него. Веки словно наливались  свинцом, голова неумолимо клонилась на грудь. Приписав это накопленной за многие бессонные ночи усталости, начинающемуся выздоровлению и теплу костра, рыцарь решил не бороться с наваждением.
«В конце концов я самый старший в этом лагере, и никто не ставил меня часовым - сквозь сон думал Формонд.- странно только что засыпаю я словно хлебнул снотворного...». Угасающее сознание зацепилось за эту мысль. Невероятным усилием воли (сил что бы держать глаза открытыми понадобилось едва ли не больше, чем для того что бы вскочить в седло в полном боевом облачении...) Формонд отогнал сон, просто для того, что бы убедится, что он не единственный бодрствующий человек в лагере.
Время было еще самое позднее, и даже утомленные греблей вверх по течению, люди еще не должны были поголовно спать. Обычно они бродили от костра к костру, общались между собой, тихо напевали что-нибудь напоминающее о родных краях, роптали на тяготы похода, строили планы на то, чем займутся после войны, на что пустят жалование...
Сегодня же над лагерем царила странная тишина. Ни одного спора, ни одной песни... что происходит?!
Приподнявшись на локте Формонд увидел, что все люди, расположившиеся с ним у костра, спят непробудным сном, кто-то свернувшись калачиком, кто-то с головой завернувшись в плащ, кто-то вообще раскинувшись, словно сон настиг его не в осенней Помегании на берегу реки, а дома в жарко натопленной спальне. Это показалось Формонду странным. Да, они гребли весь день вверх по течению, но это не повод засыпать на спине, даже ног не укутав!!! Ведь еще так недавно раздавались какие-то голоса!
Формонд схватил ближайшего воина за лодыжку и ощутимо подергал. Потом еще сильнее. От этого должен был проснуться любой спящий кроме мертвецки пьяного или...
Или одурманенного!!!
Пораженный внезапной догадкой Формонд сел, несмотря на взвывшую о покое ногу и что было сил вытянул шею. Весь лагерь у реки представлял собой царство сна. Люди лежали там, где их накрыл сон, в самых причудливых позах. Кто-то уснул, когда ел похлебку, и так и спал с остывшей миской на коленях, кого-то сон настиг за починкой обуви. Часовые расставленные вокруг лагеря спали, опершись на воткнутые в землю копья, один умудрился уснуть стоя, прислонившись спиной к деревцу.
- Подъем!!! Опасность!!! Поднимайтесь!!! - во всю силу легких завопил Формонд.
Никто даже не пошевелился.
В отчаянии Формонд надрывался еще и еще, но магический сон, обуявший бритунских воинов, был непробуден.
А потом из леса со всех сторон стали выходить люди.
Шли они прямо, не скрываясь. Не только помеганцы в волчьих шкурах. Формонд отчетливо различил кольчуги бритунских изменников, и тусклые, не отбрасывающие лунного света латы гипербореев. Гипербореев было много. Видимо в лесовиках еще сохранилось  варварское понятие о благородстве, и они неохотно пошли резать беззащитных спящих (раньше они без зазрения совести нападали ночью, отучая спать на посту, но не когда враг лежал оглушенный магическим сном), а вот гипербореям подобные размышления были чужды. То там то здесь поднимались мечи и копья, и бритунцы умирали во сне, даже не понимая что умирают.
Формонд, хоть и понимал, что сидя много не навоюешь, вытащил из ножен меч.
Он даже успел несколько раз скрестить его с клинком гиперборея, который с бескрайним изумлением на лице увидел на месте беспомощной жертвы готового обороняться воина.
Но потом меч другого гиперборея, вонзился ему в спину и старый рыцарь умер мгновенно, так и не успев одряхлеть и встретить зиму жизни в сельской глуши.
Однако гипербореи было не просто перерезали бритунцев спящими. Убивали в основном тех, на ком были командирские регалии, или тех, кого изменники из бритунского лагеря помнили как верных королю Оттокару служак. Большую же часть беззащитных спящих грубо вязали принесенными с собой веревками.
Пока одна часть ночных пришельцев расправлялась со спящими бритунскими воинами, другие принялись за лодки. Помеганцы искусно управлялись с ними, вся их жизнь была связана с рекой, поэтому очень скоро почти все суденышки столкнули на воду, и стали отчаливать. Ладьи, которые вверх по реке с трудом поднимали на веслах по дюжине крепких солдат,  по течению легко заскользили управляемые всего одним человеком, что ловко орудовал веслом. Ориентируясь по одним им ведомым приметам, помеганцы в кромешной мгле (луна, внезапно вылезшая из-за облаков в момент расправы над бритунцами, снова исчезла) угоняли суда вниз по реке.
Речной флот растворился в ночи.
Когда вечером следующего дня различные отряды начали возвращаться к речному лагерю, то вместо лиц своих товарищей, готовящих им радостную встречу, и горячую пищу, они увидели лишь вытоптанную поляну, на которой лежали около полусотни убитых. Прочие исчезли без следа.
Первой мыслью бритунцев было, что во время нападения остальные успели попрыгать в лодки и спустились ниже по течению, и сейчас закрепились где-нибудь на берегу или на одном из многочисленных островов. Но несколько человек, поскакавших вдоль реки едва не загнали лошадей и проскакав около пяти миль не нашли никаких признаков флота.
Несмотря на обуявший их гнев и страх, бритунцы очень скоро заметили странное — ни один из убитых за исключением старого Формонда не пал с оружием в руках. Это полностью походило бы на ночное нападение, но лица убитых имели еще и странно умиротворенное выражение. Невозможно что бы никто не проснулся, когда ему режут глотку, что бы ничей предсмертный крик не поднял на ноги его товарищей...
- Это был не просто сон. Морок - мрачно сказал Оттокар, взирая на тела перерезанных во сне воинов.
Ему показали и труп Формонда, умершего с оружием в руке, убитого в спину.
- Только ты старый друг, встретил их с мечом в руке, только ты.
По покрытому походной грязью лицу короля бежали слезы, которых он не скрывал, потому что оплакивал человека, что был ему даже ближе отца.
Теперь положение очень напоминало безвыходное. Без обоза армию скоро ждал голод: скудные запасы, награбленные в помеганских селах не могли прокормить такую прорву народа. Если у людей что-то еще было в переметных сумках, то судьба коней была и вовсе печальна. Лес и без того не слишком богат травами, каждый день шел и в этот раз готов был лечь уже по настоящему снег, и падеж представлялся делом времени. А еще раньше многие лошади пойдут просто на мясо. Нет, конечно же ставя на чашу весов жизнь воина, а на другую лошади, любой выбрал бы воина, и мысль о том, что боевых друзей придется зарезать и съесть не слишком потрясла зачерствевшие сердца рыцарей. Да и сражаться пешими они умели не хуже, чем верхом. Но спешенные они лишались всех преимуществ в скорости передвижения, они больше не смогут внезапно появляться и исчезать, и Пущта станет для них много опаснее. К тому же возвращение к лагерю из приятного двухдневного путешествия по реке превращалось в долгий поход по разоренной земле.
-Сколько до этого проклятого святилища? - спросил Оттокар одного из перебежчиков.
-День пути, если двигаться быстро - ответил тот.
-Сегодня мы отдохнем. Отберите самых крепких коней, и накормите их, хоть сами снег ройте, отдайте им каждый финик, каждую горсть проса, что лежит у вас в сумках. Тех, что ослабели, забейте. Сегодня мы будем пировать, быть может последний раз в своей жизни, будем пировать поминая наших павших товарищей, и пусть их души упокоятся в чертогах Пресветлого. А завтра мы выступим в поход. Еще не все потеряно. Нас тут семь сотен сильных мужчин каждый из которых родился с мечом в руке. И это клянусь Митрой, немало!!! Завтра мы будем у их святилища, и там посмотрим, чья возьмет.
-Вы не боитесь, что нас постигнет участь...
-Нет -  неожиданно уверенно ответил Оттокар. - силы их колдунов не безграничны. Если бы они могли, то напустили сон на каждого бритунца в Помегании, а их хватило только на один лагерь. Я не слишком сведущ в магии, но мне сдается, что силы мага подобны телесным силам человека. С того, кто пробежал двадцать миль, назавтра не потребуешь пробежать еще столько же. Тот, кто напустил сон на целое войско, не сможет сделать это две ночи подряд, иначе сделал бы это уже давно. Если сегодня мы и будем спать, то потому что крепко выпьем во имя павших от этой подлости.
Несколько бочек горького пива, что воины нашли в брошенных во время бегства селах, и одна чудом уцелевшая бочка вина из запасов Дормунта, что взяли с боем, были выпиты под угрюмые тосты памяти убитых. Скудный ужин из переметных сумок быстро и печально закончился.
Ранним утром бритунцы предали земле убитых, и  весь день провели, набираясь сил. Лошадей расседлали и дали попастись на жухлой осенней траве, вечером часть из них были убиты и пошли на сытный ужин. Около полусотни человек оказались спешены, их лошади либо погибли в боях, либо пошли на еду войску. Но поскольку в походе конница все равно двигается шагом, то пеший отряд мог лишь немного отстать.
Ранним утром протрубили подъем и под вдруг зачастившим ледяным дождем, обратившим выпавший вчера снег в липкую кашу, бритунские рыцари выдвинулись в последний поход, от успеха или неуспеха которого зависели их жизни и судьба королевской династии в Бритунии...

В глубине чащи, среди топких болот,  находилось небольшое, но глубокое озерко со странной черной водою. Берега его скорее представляли собой почти правильный круг из высоких кочек, расстояния между которыми стали своего рода устьями лесных речушек, втекавшими и вытекавшими из водоема. Огромные разлапистые ели плотно окружали это место, закрывая  своими ветвями доступ солнечному свету.
Из самого центра озерка своеобразным островком возвышался огромный черный валун- на первый взгляд ничем не отличимый от множества других подобных ему камней. Лишь пристальный взгляд мог различить на этом камне следы резца неведомого скульптора, придавшего камню узнаваемые и от этого еще более пугающие очертания. Странные, искаженные формы, причудливые пропорции, гротескные и омерзительные изображения, проступающие под слоем грязи и болотной тины - во всей Хайбории сейчас не нашлось бы мастера способного изваять хоть что-то похожее. Тысячелетиями стоял зловещий истукан в этой чащобе, и даже самые старые предания лесных племен не рассказывали кто и с какой целью воздвиг его здесь. Однако божество, которому было посвящено это место было известно жителям леса, делавшим всякий раз большой крюк, чтобы ненароком не приблизится к святилищу, пользовавшимся плохой репутацией во всей Пущте.
Однако сейчас впервые за долгие годы вековой покой потаенного святилища был нарушен. По берегам озера горели большие костры, в которые подбрасывали хворост одетые в звериные шкуры жрецы богов леса. Чуть поодаль стояли крепкие желтоволосые воины, державшие за руки изможденных связанных пленников. Другие выходцы из лесных племен раскрутив длинные веревки ловко забрасывали их  на верхушки невысоких молодых елочек, растущих между своими старшими сестрами. Затем они ловко подтягивали их к самой земле, в то время как их товарищи сноровисто приматывали к ним ступни одного из воинов. Тот извивался словно раненая змея, пытаясь вырваться из рук своих палачей, поливая их отборными ругательствами- тщетно, те никак не реагировали на его потуги.
Вынырнувший из зеленого мрака, словно косматый  лесной демон, Гривайтис махнул рукой и два рослых йотвинга отпустили верхушки деревьев. Те, почуяв свободу, упруго выпрямились, по ушам резанул отчаянный крик, тут же оборвавшийся. Два обезображенных куска мяса раскачивались над озерцом, кровь потоками лилась в темную воду и  вывалившиеся кишки болтались в воздухе, пятная изваяние каменного идола. Еще несколько изуродованных человеческих тел уже качались наверху и капли крови обильно орошали зеленую хвою, в то время как воины лесных племен уже притягивали к земле новые сосны, чтобы прицепить к ним очередного бритунца.
Стоявший в тени елок Дормунт поморщился, когда крик очередного казнимого ударил ему в уши. Служитель  Йессы собирался принести бритунцев в жертву очередному кровавому божеству - заручившись его помощью он рассчитывал каким-то колдовским трюком одержать победу над армией коронованного брата Дормунта. Больше принц ничего не знал, да и не очень-то и хотел знать -  его и так уже начинало трясти от криков казнимых людей, черных теней метавшихся в отблесках костров и монотонных заклятий Гривайтиса.
Сам жрец тоже чувствовал себя не очень уверенно - вот уже несколько веков ни один из жрецов Бога-Ящера не пытался воззвать к силе божества, которому было посвящено это святилище. Малейшая ошибка в обряде, неправильно произнесенное слово заклинания грозило ужасающей гибелью не только их врагам, но и всем кто присутствовал на ритуале жертвоприношения- а может быть и всей Пущте. Гриватийс бы предпочел, чтобы эта война была выиграна более традиционными средствами, но, к сожалению силы, были неравны – даже после столь удачного рейда, уничтожившего королевский лагерь. Поэтому они снова должны были прибегнуть к черному колдовству королевы-ведьмы с морозного Севера. Не прекращая произносить заклинаний Гривайтис бросил быстрый взгляд налево - там под ветками огромного дерева стояла Вамматар. Глаза ведьмы были устремлены на покрывавшегося все новыми кровавыми потеками каменного идола, ее губы беззвучно шевелились, из кожаной сумки у нее на поясе она доставала щепотью какого-то порошка, который швыряла в воду. Это была ее идея использовать святилище древнего божества, чтобы сокрушить королевское войско и Гривайтис уже раскаивался в том, что усомнился в силе гиперборейской королевы - возможно, тогда она бы и не стала взывать к той жуткой силе, которую символизировал стоявший перед ним истукан. Чтобы укротить ее и направить на врагов понадобилось заручиться поддержкой не только Йессы и других богов леса, но и самой Хель.
Вамматар не оборачиваясь, произнесла несколько слов и из-под нависших ветвей, черной тенью выскользнул гипербореец в длинном балахоне. С поклоном он передал хозяйке длинный кинжал, которым ведьма порезала свою ладонь и протянула ее над озером, вновь зашептав слова заклятия.
Мерно ударяя в бубны, обтянутые человеческой кожей, жрецы читали заклятия и Гривайтис присоединил свой голос к их хору. Все новые и новые кровавые капли падали в воду и окропляли изваяние древнего бога - чудовищное жабоподобное существо с семью выпученными глазами располагающиеся полукругом на безобразной ухмыляющейся морде.
[color=red]
Мокрая ветка соскользнула с руки, закованной в рыцарскую перчатку, и упруго ударила по лицу Оттокара. Тот сжав зубы, сдержал ругательство и шагнул вперед, погрузив сапог по полужидкую грязь. Позади него точно, так же осторожно старалось ступать его воинство, ведущее за собой в подводу коней. Цвет бритунского рыцарства, был вынужден пробираться сейчас через этот мрачный сырой лес, где деревья почти облетевшие поздней осенью, казалось специально вставали у них на пути, выставляя везде цепкие «пальцы»- ветки. Мелкая поросль цепляла за ноги и людей и коней, а чавкающая под ногами черная грязь и большие лужи, то и дело мелькавшие среди густых зарослей и вовсе наводили на дурные мысли, вполне естественные для этого болотистого края. Хотя проводник уверял, что в этом месте как раз не должно быть болот. Тем не менее, Оттокар уже успел убедиться в том, что слишком многое из того, что не должно быть, обнаруживалось в Помеганской пущте в самый неподходящий момент.
Плененные накануне варвары под пытками рассказали бритунцам очень важную весть- сегодня в святилище всех Богов состоится великий обряд, во время которого народы Пущты станут просить о помощи своего бога-ящера. Там же будут принесены в жертву все пленные бритунские солдаты - причем жертвенный нож наряду с верховным жрецом возьмет и принц Дормунт. Если бы королевской армии удалось застать их всех врасплох - война могла быть закончена сегодня ночью. Перебежчик -наттанг, вызвался показать королю потайную дорогу к святилищу, ведущую вдоль узкой лесной речки.
Что же, похоже, что он не солгал: сейчас король слышал безумные завывания, удары бубна и размеренный голос, произносивший какие-то заклинания. Но громче всего были слышны душераздирающие крики и мольбы о пощаде. Заслышав эти звуки король еще больше помрачнел лицом и прибавил шагу, едва сохраняя спокойствие- крики были на бритунском языке. Король мысленно дал себе клятву самолично повторить с Дормунтом все те пытки, которым он подвергал его солдат.
Святилище было совсем рядом и, похоже, что лесные варвары были уверены в собственной безопасности - они даже не попытались выставить охрану.
Деревья впереди стали редеть и бритунцы уже смогли различить в сгущающихся сумерках отблеск огней, как раз в том направлении откуда слышались завывания.
-Седлать коней - отдал приказ Оттокар, сам подавая пример всему войску вскарабкиваясь на Буйного.- Вперед! Слава Бритунии!
Рыцарская конница, проламываясь сквозь молодой лес, с воинственными криками вынеслась на огромную поляну на которой располагалось мерзкое святилище. И почти сразу же король застыл в недоумении.
Королевское воинство стояло на краю большой прогалины, равниной покрытой рыхлой черной землей в которой не  росло ни травинки, ни деревца.  Единственным исключением было высокое черное дерево, с длинными ветвями - не то сломанными, не то просто склонившимися до самой земли. Даже с такого расстояния дерево производило отталкивающее впечатление - словно старая сгорбленная ведьма с растрепанными черными волосами, жадно протягивающая руки-сучья к своим жертвам.
Вокруг этого дерева горело с десяток больших костров - видимо именно их пламя видели продиравшиеся сквозь лес бритунские воины. Рядом с ними к колышкам, вбитым в землю, через равные промежутки, были привязаны обнаженные воины, чьи тела покрывала запекшаяся кровь. Даже с такого расстояния рыцари узнавали в несчастных своих погибших товарищей.
И больше никого.
Король настороженно оглядывался  по сторонам, судорожно сжимая рукоятку меча, каждую секунду ожидая нападения. Но вокруг было тихо и это сбивало с толку- ведь они собственными ушами слышали доносившиеся с этой поляны звуки чудовищной церемонии и крики истязаемых. Неужели варваров кто-то успел предупредить, и они успели уйти с поляны? А пытаемых бритунцев оставили на месте? 
Он перевел взгляд на привязанных пленников и кивнул своим воинам. Осторожно они стали подходить к своим бывшим товарищам. Подойдя ближе король увидел, что пленные смотрят на него совершенно безумными глазами и дергаясь в своих путах, отчаянно пытаются дать ему какие-то знаки. Хотя их рты и не были заткнуты кляпом, тем не менее из их широко распахнутых ртов выдавливалось только нечленораздельное мычание и выплескивались потоки крови. Подъехав еще ближе и соскочив с коня, король понял почему, так произошло.
У пленников был вырван язык.
Потемнев лицом от гнева и жалости, король начал отвязывать плененного бритунца, но испуганный выкрик «Митра!», за его спиной заставил его остановиться. Краем глаза он заметил какое-то движение впереди. Оттокар поднял глаза и застыл в ужасе.
То, что они все принимали за дерево, претерпевало какие-то жуткие изменения. По маслянисто-черной, блестящей «коре» волнами пробегала рябь, длинные «ветки» извивались, будто щупальца и на них словно распускались уродливые зеленые цветы или гигантские сморщенные листья. Из их, непрестанно сокращающихся складок, потоками стекала на землю омерзительная зеленая слизь.
Жуткая черная тварь, колышась словно желе, протягивала свои «ветви» к застывшему от ужаса королю. Земля у самого основания тела - «ствола» дрожала, вспучиваясь осыпающимся буграми и извивающиеся  щупальца выползали из-под земли, словно гигантские черви. Каждый из этих «корней» заканчивался козлиным копытом.  Мерзкая тварь поднялось на своих бесчисленных «ногах» и из сморщенных листьев, служивших, по всей видимости, ртами чудовищу, послышались звуки, услышав которые Оттокар понял, что их все-таки провели.
Потому что из непрерывно сокращающихся ртов-присосок по поляне  разносились сейчас именно те звуки, на которые шло все это время королевское рыцарство – заунывные песнопения жрецов и крики истязаемых бритунцев..
Под ногами короля дрогнула земля, позади раздались испуганные крики людей и громкое ржание лошадей. Понимая, что это может стоить ему жизни, Оттокар оглянулся назад.
Земля вздувалась, наподобие огромных кротовых нор, осыпающихся целыми пластами земли и лопающихся, словно гигантские раздувшиеся почки из которых омерзительными  всходами поднимались черные твари, наподобие той, что стояла сейчас перед королем. Еще десятки подобных созданий  выползали из чащи - словно по мановению руки какого-то безумного бога голые деревья вдруг превратились в мерзких чудовищ жаждущих человеческой плоти.
Оттокар обернулся – вовремя, чтобы увидеть как чудовище оказалось совсем рядом с ним: несмотря на обилие ног, оно не шло, а как бы «скользило» по земле. Длинные черные щупальца протягивались к лицу короля и тот отчаянно махнул мечом, разом отсекая несколько  лап. Но тут же на их месте обрубков выросло еще несколько конечностей, вновь потянувшихся к Оттокару. Король, словно обезумев продолжал рубить мерзкие щупальца, но на месте одного отсеченного тут же появлялось несколько новых. В отчаянии он метнулся к все еще чадившим кострам – тщетно, зеленая слизь вытекающая из ртов черной твари затушила огонь.
Все же королю удалось отбиться от прикосновений мерзких конечностей- сама тварь на время потеряла к нему интерес. Ее щупальца оплели тела все еще шевелящихся привязанных пленников, рты ее с жадным чавканьем впились в их тело. Оттокар с ужасом заметил, как от тел его бывших солдат отливает вся кровь и они жалко трепещутся в лапах чудовища, как зеленая слизь растворяет плоть, обнажая белые кости и жадные пасти всасывают кровянистую жижу. Король с ужасом смотрел, как, питаясь этими соками, чудовище разбухает и меняется, стремительно увеличиваясь в размерах.
Вся поляна превратилась в царство кошмара - бритунские рыцари ничего не моги сделать с черными тварями, мечи рассекали колышущиеся тела без всякого сопротивления, а студенистая плоть тут же срасталась. Не спасали и доспехи- щупальца с легкостью проникали через малейшие щели и истошные крики людей съедаемых заживо в собственных панцирях, оглашали поляну. Черные разветвляющиеся конечности словно прорастали сквозь тело человека, вылезая из глазниц и рта и сам человек, в мгновение ока, превращался в подобие безобразного дерева. Многие пытались удрать на лошадях в чащу леса, но чудовища оказывались проворней - их щупальца тут же оплетали ноги коней и те с жалобным криком валились наземь, выбрасывая всадников из седла. А к упавшим рыцарям и их скакунам уже подбирались черные «змеи». Кому-то удавалось прорваться к лесу, но и оттуда вскоре раздались жуткие крики- не все твари покинули чащу.
Кто-то, впрочем может быть и ускользнул, однако Оттокару это было явно не под силу- его конь был опутан множеством черных щупалец и лишь жалобно ржал обращая к своему наезднику налитый кровью жалобный глаз. Оттокар пытался разрубить эти щупальца, но, поняв, что ничего не сможет сделать, нанес последний «удар милосердия».
За спиной короля послышался странный звук, и он обернулся. То, первое чудовище, стояло совсем рядом. Оно теперь было просто исполинским - словно старый дуб великан вырвал свои корни из земли и стоял на них. Из распахнутых ртов, словно насмехаясь над королем вновь понеслись крики и мольбы. Само же тело чудовища все время меняло форму, по его поверхности пробегали волны, оно то вздувалось буграми, то проваливалось впадинами, и  в этих ужасающих изменениях постепенно угадывался некий порядок.
Вот тело твари словно перекрутило в многочисленных корчах и тут же на ее месте нарисовалось чье-то лицо, окруженное ореолом извивающихся щупалец. В чертах жуткого лика Оттокар с ужасом увидел сходство со своим братом Дормунтом.
Губы принца искривились в усмешке и король прочел в ней слова: «Ты искал меня брат»?
С криком в котором уже не было ничего человеческого, враз поседевший, обезумевший король с мечом наперевес метнулся к черной твари, чтобы пронзить уродливое тело. Тут же монарха Бритунии оплело множество щупалец, а «лицо Дормунта», распахнуло огромный рот, подобный пещере или гигантскому дуплу. Во последний момент, сдавленный в черных тисках король успел бросить последний взгляд на небо в котором мелькнуло ужасающие зрелище - словно в самой черноте ночи нарисовалась ухмыляющаяся харя гигантской жабы. Жуткое видение продолжалось всего мгновение, а затем все поглотила тьма.
[color=red]
-Итак, любезный Диргис, к полудню мы отчалим с этого берега и распрощаемся с Пущтой. А уже через два дня объявим Бритунии, что у нее теперь новый король. Моему горячему, но, к сожалению, слишком юному племеннику, все-таки еще рано всходить на трон,  очень рано. Более, чем уверен, что в наших силах будет убедить колеблющихся, что боги просто вынуждают меня стать королем этой страны. Только так мы сможем положить конец тем смутам, что по сей день, сотрясали славное королевство бритунское.
Ведущий оживленную беседу Дормунт выглядел великолепно в мантии из шкур редких черных соболей и с короной в рыжеватых кудрях. Сей головной убор кстати выглядел неважнецки - при близком рассмотрении было видно, что благородное золото потускнело и покрылось безобразными кавернами. Рыцарь Диргис, машинально кивавший, поражался, тому, что мятежный принц может так спокойно носить этот предмет на своей голове. Сам бы он не притронулся к нему ни за какие деньги- у него все еще свежи были в памяти бессвязные рассказы тех немногих, кто вырвался с запретной поляны в глубине чащи.
Диргиса король оставил командовать теми, кто оставался на берегу и охранял их немудреный флот от возможного нападения варваров. Сам же  Оттокар вместе с большей частью своего войска, как и задумывал, отправился в Пущту. И вот только вчера с утра стали появляться первые вестники от этого войска- на взмыленных лошадях,  бледные и трясущиеся как осиновый лес. То и дело они оглядывались на темнеющие позади их чащу и с их губ тогда срывались бессвязные вопли.
На все вопросы Диргиса и других офицеров они могли сказать только одно:
«Лес! Лес ожил! Деревья пожирают людей»!
Не в силах добиться более вразумительных ответов, Диргис все же уяснил для себя главное- рыцарство Бритунии разбито наголову, а сам Оттокар по-видимому погиб. Экспедиция вторжения полностью провалилась и Диргис не видел иного выхода кроме, как можно скорей покинуть это место - о чем его умоляли и вырвавшиеся из Пущты единичные беженцы. Но как только желтобородый рыцарь отдал приказ подготовиться отплытию, как с озера поднялся такой густой туман, что даже сами лодки на которых нужно было совершать отплытие, можно было найти только с огромным трудом. Волей- неволей, бритунцам пришлось остаться на берегу.
Никто во всем лагере так и не смог сомкнуть глаз за эту жуткую ночь- из леса раздавался гулкий рокот барабанов и воинственные крики лесных племен. В унисон им доносились звериное рычание, уханье совы и еще какие-то и вовсе непонятные звуки, от которых шел мороз по коже даже у самых смелых рыцарей. Со стороны озера слышался громкий плеск и чье-то громкое уханье, в тумане сверкали чьи-то светящиеся глаза и скользили какие-то смутные тени. Несколько человек подошедших слишком близко к границе лагеря утащили неведомые твари. Солдаты взывали к Митре и Виккане, но Диргис и некоторые выходцы из здешних мест все чаще шептали молитвы Йессе и другим богам леса.
Утром из чащи вышло несколько бритунцев под белым флагом - из тех, что ушли на север вместе с принцем. Они сообщили Диргису, что Дормунт не хочет лишнего кровопролития и готов пощадить всех солдат Бритунии - при условии, что они принесут присягу ему как новому королю. В противном случае они обещали начать нападение. Подумав немного, Диргис согласился.
И вот уже сейчас туман расселся, очистив небо и синяя гладь Неемара вновь предстала глазам бритунцев. Тогда же они увидели, что под покровом ночи, к берегу подошло множество ладей, на которых восседали лесные варвары, вооруженные до зубов. Да если бы Диргис отверг предложение мятежника - его судьба была бы более чем печальной. И поэтому, он хоть и без особого восторга, но, тем не менее, внимательно слушал, что говорит принц, вспоминая при этом все, что рассказывала ему мать о своей болотистой родине - на службе у нового короля ему очень пригодятся кровные узы.
-Прискорбно, конечно, что богам было угодно поставить моего коронованного брата противником мне - с лицемерным великодушием победителя витийствовал Дормунт - несмотря на все наши разногласия, я всегда стремился только к примирению. Но Оттокар лишился разума - не только вероломно напав на меня, объявив преступником, он еще и оскорбил своих добрых подданных, чья кровь течет в твоих и моих жилах. Напал на них, сжигал их деревни и что самое страшное - осквернял капища Йессы. Вот его и покарали боги Пущты, так страшно как уже тысячелетия не карали человека. Это еще нам повезло, что Оттокар в безумии своем не успел добраться до святилища в Топи. Гнев богов тогда бы не пощадил ни королевское войско, ни Помеганию, а может и саму Бритунию. Хорошо, еще, что мудрейший Гривайтис - Дормунт кивнул в сторону зеленобородого мужчины проходившего мимо – согласился принести жертвы, что умилостивят богов.
Диргис угрюмо кивнул, зная, что на алтарь Йессы лягут  лесовики давшие присягу королю Бритунии и воевавшие против Дормунта. Но возразить Диргис не осмелился - он знал цену страшной силе лесных богов и не хотел ссориться с их служителями.
И еще меньше он хотел ссориться с молодой  светловолосой женщиной, что шла рядом с Гривайтисом,  ведя с ним неторопливую беседу. Причем говорила в основном она - жрец Йессы только послушно кивал. Дормунт почтительно поздоровался с ней, когда они проходили мимо, на что собеседница Гривайтиса лишь небрежно кивнула. На Диргиса она не обратила никакого внимания, однако тот уже и сам понял, кто здесь главный. Дормунт надеялся не только на своих диких приспешников - вместе с ними из лесу выходили высокие худощавые воины в черных кольчугах, с блеклыми волосами и холодными зелеными или серыми глазами. Именно им должны будут достаться места в лодках, что раньше занимали  бритунские воины погибшие вместе с Оттокаром. Рыцари с явной неприязнью смотрели на своих будущих союзников, однако никто не роптал- все слишком хорошо знали КЕМ была их покровительница.
Королева Гипербореи наконец вступила в открытую войну за бритунский трон для своего ставленника.[/color][/color]

Отредактировано Зогар Саг (2010-06-26 17:39:00)