Я попробую что нибудь (как понял - нужны оригиналы, а не мои переводы) скинуть.
Единственное - "скидывать" то же (здесь я ещё "не освоился" и не знаю), что выкладывал Маркус на Киммерии? Например - Кристофера Бланка=Бжетислав Ченджа, пришущего в стилистике Джордана.
Или другое?  (но они у меня только "на бумаге" -  в книгах ). Есть (попытался что-то "поделать", т.к. сканер - недавно) несколько  рассказов из "Конана в лабиринте зеркал", также есть выловленные в сети несколько рассказов Вагенкнехта и О.Трепача.

Куда ж без него?

Это там он про яйца тролля писал ?

Chertoznai,
Добрый вечер!
Ибо я совсем профан в загрузках, куда -либо, попробую выложить часть текста здесь:
Тёмный охотник
Temný  stopař

Мирослав Хокеш
Mirоslav Hokeš

Перевод с чешского В.Ю.Левченко

В первый миг Конан не  мог осознать в полудрёме происходящее  на самом деле.  Его вырвало – выдернуло из забытья мелькнувшая тень и мягкая поступь  хищного зверя. Киммериец вскочил, стремительно выхватив длинный меч, измазанный  – заляпанный до рукояти запёкшейся кровью после  недавнего боя  стигийскими работорговцев. Развернулся и, испустив усталый выдох, бегло несколько раз осмотрев кусты  вокруг поляны. Мышцы напряглись, натянувшись, как канаты; глаза, испытал во многих стычках в любое время дня, пронзали, проникая мрак ...
Его взору предстали только тихий шёпот шелестящих высоких стройных стеблей трав, иногда в ночном мраке пролетала со щебетанием, словно глумящаяся издевательский посмеивающаяся птица, явно не собираясь выдавать свои тайны. И вообще – наверное, ничего даже и не было. Просто порыв ветра отнёс в сторону доносящийся рёв льва, одного из тех, кто преследовали его с того момента, когда они вышли из джунглей Бамулу…  Если только это было не более, чем грёзы воспалённого разума, навеянные бессонницей, хотя и достигший его, пусть и немного искажённый звук, не был ему подобен, олицетворяя нечто неслыханное.
Медленно, пристально-настороженно осмотрелся, подождал ещё немного, оставаясь  на ногах, потом вложил меч обратно в ножны, и  снова лёг досыпать время, оставшееся до рассвета. Внезапно звук снова повторился.
Кобыла мёртвого стигийского капитана, привязанная к ближайшему дереву, резко взбрыкнула и вздыбилась.  За  диким полу ржанием звук утонул, но всё ещё не могло быть никаких сомнений. Хотя это казалось непонятным и невероятным, среди необитаемой саванны, в многих, многих милях от Куша, от ближайшей цивилизованного  королевства, звучали отчаянные девичьи крики!
«Дьяволы  Крома, откуда здесь взялась обычная девка,  как очутилась и сюда попала?» – Варвар изумлённо тряхнул головой, а затем приготовил меч к бою. «Надеюсь  ей удалось вырваться из лап псов-работорговцев, прежде чем те отдали свои никчёмные гнусные жизни, пав  жертвами зла тёмной цитадели. Однако  это и не означало, что победить в борьбе за свободу так просто. Ты попала в лапы голодных зверей.»
И, надвинул на голову стигийский  островерхий шлем, подняв круглый латунный щит, уверенно, но тихой бесшумной поступью направился на голос.
Даже тогда, когда продирался через непроницаемую стену диких кустарников и спутанно-переплетённых трав, встревожила необычная вещь. Хотя с подветренной стороны к месту разыгрывающейся ужасающей трагедии, не ощущалось ни малейшего запаха зверя, который, если бы находился поблизости,  его ноздри давно бы учуяли и не упустили.
«Возможно ли, что есть ещё одна скрытая угроза, кроме охотящихся львов? Почему тогда, если посреди ночи в саванне вдруг не может очутиться молодая женщина, то невероятно и то, что по её стопам также очень хорошо можно ожидать даже того, кто гонится за ней?»
Вопросы, не находящие ответа, заполняли  голову. Однако, увиденное сквозь завесу зарослей,  почти парализовало – заставив на миг застыть на краю поляны,   словно поражённый стрелой, выпущенной из самих глубин проклятого пекла.
Девушка на поляне, сжимаемая стальными  руками здоровенного смуглого стигийца, выглядела как вырвавшаяся из пекла Белит, его давняя любовь – утраченная  любовь – спадающие потоком локоны распущенных длинных волос цвета воронова крыла сначала прикрыли, а затем вновь проявили очаровательное лицо, искажённое, так как она извивалась, корчась в беспомощных судорогах  неравной борьбе, тонкие пальцы тщетно пытались отыскать уязвимое место и ослабить медвежью хватку похитителя. Лишь на миг  Конан почувствовал, как его укололо, захлестнуло последними  остатками переполняющей его скорби и дурноты, а затем варвар вновь сконцентрировал внимание и цепким взором окинул мужчину. Что-то в нём, даже на первый беглый взгляд, было не так, не совсем…по-стигийски. И даже во внешности непримиримейшего противника можно было найти и различить мельчайшие, незначительные детали, которые отличали  от исконных уроженцев той страны и  времени, проявилось это и в неведомых частичках одеяния и оружия, чуждой причёске,  чертах  лица и движениях, не типичных для солдат, даже несущих службу в отдалённых воинских частях или гарнизонах полузабытых окраин... Этот человек,  казалось, сошёл с  настенных фресок, тщательно оберегаемых и укрываемых от посторонних взоров храмов змее-бога Сета.
Впрочем, независимо от всего,  жизненная стезя этого работорговца,  и его нынешнее непосредственное месторасположение  никак не  позволяя и не оправдывала его поведения  там, где он сейчас причинял страдание;  ничто подобное не давало ему права так относиться к женщинам. и, тем более звереть  с женщинами, запавшими в душу и сохранившиеся в  воспоминаниях киммерийского варвара.
– Я здесь, падль, ты шелудивый, изъеденный червями пёс!
Он выскочил из кустов, вздымая меч  к первому удару, тяжёлые мускулы налились, почти разрывая кожу.
– Если интересно, то пойми – твои вонючие дружки давно гниют  в бездне, уничтожены неизведанным безымянным ужасом,  которого ты сам только случайно избежал! Последнего из них я послал туда же его собственной рукой, а вскоре и ты доберёшься и присоединишься к ним, если не одумаешься и не поступишь правильно! Отпусти женщину и убирайся – проваливай  туда, откуда  явился!
Тёмный титан не ответил, даже не вынул из латунных ножен узкую саблю и не напал.  Только неторопливо, очень медленно повернул лицо, окинув проницательно-оценивающим взором, исходящим откуда-то из глубины, словно из-за врат, находящихся за гранью понимания и осознания и приоткрывшихся на время, нового соперника – и в этот миг киммериец застыл вновь. За свою долгую насыщенную полную всевозможных сражений и стычек жизнь воина, он встречал много более или менее ужасающих врагов, и – не только людей, но и здесь его взору открылось нечто ещё не виданное. Это выражение исходило из далека – дали устрашающей и пугающей, сопровождалось угрожающей демонической улыбкой, выражало полнейшее презрение и пренебрежение многократно большее, нежели в лицах стигийцев, казалось безразличным и равнодушно-апатичным, излучало какие-то непостижимо-неуловимые флюиды крадущейся вползающей мрачной тени, которая проникала  в его разум, против его воли – вопреки его желанию. Мог  сломить стократное сопротивление воли, это могущество и силу удержать ничто не  могло. Подобно самому воплощённому  проклятию, обретшему плоть дабы наиболее успешнее наносить ущерб одиноким бездомным скитальцам, странникам,  что явно демонстрировало его  играючи пренебрежительное отношение к  своим одержанным победам при его наимощнейшей – могущественнейшей миссии.
Варвар догадался –  всё здесь происходящее – неспроста, и, учитывая это, лучше будет  отступить как можно быстрее, убравшись до Куша или ещё дальше, когда девушка вновь  вскрикнула.
«Помоги мне, Конан!» – Это заставило его содрогнуться. «Только ты можешь предотвратить происходящее!»
– Откуда ты знаешь, моё имя, девочка? – Остановился варвар, застывая в изумлении.
– Кто не слышал о знаменитом киммерийском воине Амре, и всём, им свершённом? Слухи о тебе распространились больше, чем ты знаешь и даже представляешь Конан! 
На удивление похититель не внимал  её словам, и  не пытался ей ни заткнуть, ни даже прикрыть рот. Продолжая медленно и неумолимо, не обращая внимания на окружающее, тащить её дальше и дальше, словно ничто иное его особо не волновало и не заботило и не беспокоило.
– Огромная угроза возникла.  Из глубины сотворённой  бездны рвётся само её порождение  – исчадие, исходит опасность – угроза,  опасности которой  даже больше, нежели чем можешь представить и во что поверить, и, несмотря на то, что знаю и, понимая, что  переживаешь, ты не можешь уйти. Помоги мне, помоги! – И вскоре узнаешь больше!
Даже сам голос казался очень знакомым, такой же, похожий, был и  погибшей Королевы пиратов!
Киммериец усомнился на миг, но  всё же далее  не колебался. Пожалуй, только неизмеримый ужас, уже пережитый накануне в руинах цитадели, или некое непостижимое колдовство, вызванное амулетом, рванул бы стремглав, почти как  крысы от одного смердящего пса, тушу которых в другой день легко бы ободрали до костей дюжинами!
К счастью, других свидетелей, его мимолётного замешательства, почти граничащего с трусостью, нет и больше не будет. Несколькими широкими размашистыми  шагами преодолев расстояние до пары, и изо всей  своей могучей силы вонзил  меч прямо в сердце раскрытой груди стигийца. И чуть не рухнул – упал вперёд,  когда вонзаемая, почти вбиваемая, сталь ни ощутила ни  малейшего сопротивления. Он стиснул зубы и ударил второй и третий раз… И – каждый раз также безрезультатно… Ощущая только одно – его клинок пронзал  пустоту! Не встречая ничего, кроме воздуха. Четвёртый выпад сделать  уже не успел - прежде чем вновь вскинуть  меч и броситься на похитителя, тот вместе с жертвой исчез прямо пред его глазами, растаяв, как дым.
– Митра разрази эти гнусные чары и уловки!
«Угодил в подготовленную кем-то мне ловушку», - стремительно промелькнула мысль, исчезнув – испарившись  бесследно, молниеносно и мгновенно, так и не успев даже сформироваться.
Конан напряг мускулы ног, стремясь  удрать, спасая себе жизнь. Но в этот миг земля вокруг загорелась - вспыхнула ярче, чем сто палящих солнц, выжигающих траву, превращая её в прах, сплошной стеной заклубилась красная пыль, такая же как и кровь его жертв… Отсекая, отрезая его от внешнего мира, и затем обрушиваясь  вместе с ним, проваливаясь в забвенье и безвременье...

***

Пробудил его приглушённый низкий рокочущий голос, бормочущий невразумительный непонятный бред, стократно отражающийся словно эхо, или вырывающейся – исходящий  из невероятной глубины,   похожий на произносимое кем-то в пещере, отрезанной от внешнего мира, многотонными скалами. Даже внимательно прислушиваясь, невозможно было разобрать и понять о чём говорят, доносился настолько издали, что даже пристальное напряжение слуха ни давало никакого результата или пищи для размышления. Попробовал согнуть или пошевелить руками и ногами, встать – но осознал – его сковали холодные  неимоверно прочные цепи оков.  Попытался раскрыть глаза, поднял голову, надеясь по крайней мере оглядеться вокруг.
Действительно оказался в центре чудовищного зала, рельефные своды которого возносились ввысь, многочисленные  выступы у свода украшали гигантские пещеры (каверны). Узкие, незастеклённые с обоих концов вытянутые заострённые пустоты словно плавно переходит в протяжённые окна зловеще скалящиеся  – ухмыляющиеся, как зияющие раны, нанесённые секирой гиганта, в массивных,   расположенных позади,  твёрдых гранитных стенах.  За ними, осоловело прищурившись, разглядел проступающий купол небосвода, затянутый непроницаемыми бледно-коричневатыми тучами, пред которым поблекло бы и зимнее  небо его родной Киммерии. Вообще господствующий необычайно сковывающий холод был никак не свойственен   солнечному Югу саванны Куша, если только, конечно, его не уволокло нечто неизвестно куда за сотни, если не тысячи километров вдаль.
Матовые чёрно-пречёрные доски – пластины, образовывающие верхнее ложе четырёхугольного  алтаря,  на котором он лежал прикованный, источали ощутимый неприятный  холод, заставляя  спину содрогаться и почти подталкивая к сумасшествию, доводя до безумия. Лишь несколько мгновений пронёсшихся от открытия глаз и показавшихся вечностью. Сам Конан яростно извивался, метался, потоком исступлённо изрыгая и вбивая  яростные проклятия, пронзающие пустоту, подобно стае вырванных из забытья – внезапно пробуждённых  вампиров, порождений кошмарных грёз…  Отражаясь, отскакивая от стен, заставляя сотрясаться галереи, содрогаться тёмные ниши и потаённые закоулки, огибая  низ экзотических трёхгранных колон,  слова его гневных проклятий улетучивались в глубине помещений, истаивая и растворяясь бесследно, словно и не были выпущены. 
Фигура  с длинными волосами и густой бородой, покрывающей всё его лицо, облачённая в тёмно-серую тогу с огненно-красными рядами знаков – символов совершенно неизвестного происхождения,  поток испускаемой ругани скорее потешно обрадовали, нежели запугали или рассердили. Один из неизвестных мужчин, если только  они были, конечно, люди, только экзотической внешности,   отошёл  от других, осторожно подступив к ворчащему киммерийцу, и, склонясь, жёстко стиснул пальцами его виски. 
И тут Конан взревел снова, когда внутри его черепа взорвалась пульсирующая неимоверная боль, худшая, чем от полученного сильнейшего удара боевым молотом, полностью ослепив  и оглушив его на пару мгновений. Лишь на миг, а потом  возникшие мерцающие огни исчезли, и зал вновь обрёл для него привычные очертания,  однако, уже не кажущиеся такими чуждыми – странными и необычными.
– Теперь ты должен понимать мои слова. – Глаза неизвестного светились  таким ярко красным, почти напоминая окрас альбиносов, сузились, прищурившись до  непроницаемых щелей. – Добро пожаловать, тупой варвар, во времена такие  далёкие, что даже самые наилучшие ваши маги будут не в силах дотянуться сюда, либо даже уловить их малейший след. Знай, что твой путь только что подошёл к своему концу, к  месту, где  наполнится достойным смыслом твоя доселе паршивая недостойная жизнь.
– Не знаю имена ваших богов, вас, использующих скрытые ловушки, люди, не имеющие мужества, чтобы сражаться, как мужчины. – Конан, скопив  слюну во рту, с громким хрипом харкнул   на одеяния  говорящего противника. – Будь уверен, что именно так же наплюю  вам в рожи,  раз пришли за моей душой, и пройдёт не много времени, как я вернусь из запределья – восстану из мёртвых, оскверню и загажу ваш храм, покуда он не рассыплется в прах. Уволоку всех в пекло!
– О нет, нет, не в наших намерениях и умыслах приносить тебя самим в виде обещанной мерзкой жертве высшим силам. – Заросший мужчина теперь, казалось, даже немного рассердился. – Южная  полярная окраина Гондара-Гханат рождает людей жестокими и выносливым, могущими самостоятельно полагаться только на свои собственные силы, киммериец.
– Закалённые возможно, но тупые и пустые, как череп  дикого козла, висящий над вратами. – Конан презрительно оскалился. – Не слышал до сих пор даже названия вашей далёкой холодной империи, и полагаю, что  и не мог. Нет королевств к северу от Асгарда и Ванахейма, только лёд, мороз и белые медведи. Никто не может жить ни на полюсе мира, ни на краю света. Выдумай достоверно-правдоподобную историю о своём  происхождении, пёс, или прокляну так, что даже ваши апатично-равнодушные божества  отвернуться и немилосердно – без пощады сотрут и изничтожат!
– Да, действительно, никто не может обитать тут, в этих краях, варвар никто в твоё время.  – Конан чувствовал и замечал, как будто сквозь бороду,  густую, словно непроходимый лесу, что человек улыбается доброжелательно.    –  Однако, как я уже отмечал, в этих наших горах холоднее, чем и долинах твоей родной страны. Хайборийские мечи ещё не овладели ещё звеня и сотрясая весь мир, даже Атлантида, и дни мрачного Ахерона сейчас – отзвуки музыки отдалённого будущего. Свою родину бы и не узнал, населяют её народы  и расы настолько чуждые, что  могут уйти годы, прежде чем ты с ними вообще смог бы договориться или просто переговорить. Знаю, что понимаешь мной сказанное. Сам знаешь. Ведь в своих странствиях ты уже неоднократно сталкивался и встречался с людьми,  возникшими появившимися из вневременья и являвшимися тебе  – приходящимися  твоими отдалёнными потомками.
– Люди из Искандеровой долины, это правда. – Киммериец помрачнел, потом снова безрезультатно дёрнул звякнувшими цепями оков. Даже находясь где угодно, и здесь, скованным, думаешь это заставило меня дрожать, и я  утратил возможности высмеять  труса прямо в  лицо? Клянусь Митрой, что вернусь с того света и разукрашу стены этой норы – логова хорька пятнами вашей собственной крови, смердяще-вонючие земляные черви!
– О, мне не запугаешь, твоя  судьба предрешена, и удача только что оставила – покинула тебя. Вскоре узнаешь, почему находишься в нашем храме. Эй, братья,  начнём обрядовый ритуал! – Повернулся и махнул рукой  своим спутникам, оставаясь созерцающим зрителем и продолжая говорить, сложив руки, пока издали, из-за  тёмных уголков, потаённых закоулков  и колонн вытягивали тяжелый, тёмно-коричневого цвета украшенный орнаментом саркофаг из сосны, остановив его у  нижнего края каменного алтаря и осторожно, как будто производя важнейшую часть колдовского  заклятия, сдвинули крышку.  В этот миг, даже оторопело-измученного киммерийца охватил ужас, проникая и достигая много глубже, даже чем его хорошо натренированная воля могла противостоять, почти парализуя.
Он почувствовал, как если бы смотрелся в своё отражение на некой престранной искажённой глади – поверхности злыми силами зачарованного озера, как  бы предстал  пред зеркалом, вернее чем-то подобным и одновременно непонятным и непостижимым образом искажённо-покоробленным. Тварь внутри ковчега, обладала чертами, почти неотличимо похожими на его лицо. Лазурно-голубые глаза и чёрные волосы, спадающие на плечи, то же могучее тело, мускулистые руки и ноги, и даже одежда была такой же как и у него самого, однако,  от как каждой частицы  его тела исходило веяние – дуновение самого льда и  мороза, дыханием  призрачных теней недоступных бездонных глубин пропасти,  и смертельным хладом заснеженных гор, самой сутью проклятия и разрушения. Конан невольно отвёл взор, чувствуя, однако, что ничего не изменит и не изменится.
– Ещё раз взгляни на своё отражение, не в сторону, Конан из Киммерии, просто взгляни  и не отворачивай лицо. – Заросший бородой мужчина шагнул к саркофагу и встал рядом – бок о бок со своими приспешниками.  – Погляди прямо на Тёмного охотника  и знай, что не только благодаря силе своего тела и меча,  ты и ему обязан своей долгой насыщенно жизнью и победами. Потому что даже несмотря на то, что ты, – несомненно, наилучший боец своего времени, но без поддержки могущественнейших сил свыше неоднократно уже бы сгинул – погиб, когда бы от насылаемых на тебя зла и проклятий не уберегали и не отражали были их, устраняя преграды и препятствия с  твоего пути в течении всей жизни. Здесь уже есть всё необходимое, кроме  только   твоей души, вновь воссоединим её с имеющимся, и намеченное дело будет завершено!
– Лучше отпусти меня, трусливая крыса! – Киммериец почувствовал, как краснеет его лицо, все жилы  сильно напряглись, бунтующее тело разрывается под напором   кипяще-бурлящей  крови. – Отпусти меня, и я покажу, как расправлюсь – разделаюсь с тобой, ничтожное подобие мужчины, и затем вырежу и твой лживый язык  и прибью его с содранной вместе с ногтями шкурой  к вратам твоего обиталища для устрашения всем, кто бы ни подумал в них даже постучать!
– Поостерегись, варвар, помни, что  не вооружён! – Бородатый мужчина с нежностью неторопливо пробежал кончиками пальцев по фиолетовому орнаменту на крышке. – Тёмный следопыт всячески будет лучше, чем ты когда-либо был. Наделённый силой твоего неустрашимого духа, и ещё многим иным, чем ты не наделён и обладать не можешь,  раскроются для него все границы времени и пространства.  Неуловимый, словно тень пройдёт он сквозь  бесчисленные миры – и до каждого из них мы рано или поздно доберёмся  и завоюем. Приобретёт достаточно возможностей и получит более, чем достаточно, чтобы узнать, например, что тебе, суждено однажды усесться на королевский трон одной из наимогущественнейшей страны твоего мира?
–Я – король? – Киммериец против своей воли рассмеялся. – Но раньше на ваших пустых трухляво-гнилые черепах  здесь станцую   ритуальный танец бамульских жрецов!
– Достаточно болтовни, не имеет значения,  чему ты веришь. Мужчина  повернулся лицом к соратникам. – Освободите его. Помните, однако, что он  – ... хоть и не вооружён, но  держите оружие наготове   до завершения обряда. Понимаете?   
Длинные жилистые руки, заросшие волосами более похожей на шерсть звериных лап,  с  тонкими, костлявыми пальцами,  ловко разомкнули  стальные оковы, быстро поставили  полузастывшего Конана  на ноги и медленно, с очевидной заботой и почтением начали  подталкивать к по-прежнему неподвижному двойнику. Киммериец сначала не противился, ожидая только того, когда чернокнижники успокоятся настолько,  что от него отступят, сжав руки в кулаки, выжидая наступления подходящего для него момента.
Ближайшего из противников схватил за горло и стиснул его могучими руками гораздо быстрее, чем тот мог даже просто вскинуть  голые руки для  защиты;  лицо мужчины покраснело, язык вывалились, и глаза выкатились из орбит, выдавая неописуемые и плохо переносимые муки не привычного к испытанию боли. Это длилось недолго – потому что  шея резко, как ствол ломающегося молодого дерева, хрустнула об алтарь, с которого самого пленного стащили.  Другой выронил  оружие, необычный чёрный меч с закруглённым концом, вместо острия,  когда нога киммерийца со всей силы врезала ему прямо в брюхо, отбрасывая к ближайшему столбу и тот, врезавшись спиной в  его острые грани, безмолвно-беззвучно рухнул обратно наземь.
Только теперь, вооруженный и готовый, Конан мог лицом к лицу   угрожающе столкнуться  и встретиться с каждым из оставшихся противников. И  обрадовалось, что их осталось только трое,  не пустившихся  по-заячьи наутёк, а бросившихся  на него почти одновременно с выхваченными обнажёнными саблями, хотя их воинские навыки были крайне плохи и неумелы. Удалось – сумел почти сразу же первому из них срубить голову с плеч и швырнуть его под  ноги другому, повалившемуся   на спину и, не мешкая, пронзил. Последний сопротивлялся довольно долго, делая бесчисленное число лихорадочных умелых выпадов, но утомлённое, ослабевшее  и непривычное к длительным нагрузкам тело не мог долго сопротивляться свирепой неутомимости, выносливости и закалке  киммерийца. Наконец, и он рухнул, упав замертво. Конан с отвращением отбросил его кровавые останки прямо к тому месту, где  перед этим лежал сам.
–  Эй, презренный  пожиратель шакальего дерьма, вылезай, – выкрикнул он предводителю  группы, спрятавшемуся поодаль за колонной. – Языком воюешь и чешешь мастерски, теперь сразимся оружием!
– О нет, не отрицаю, что ты намного сильнее телом,  нежели я. –  Человек в тёмно-сером плаще к направился к выходу из зала, казалось, по непостижимым непонятным причинам до сих пор не чувствуя себя ужасно запуганным  и не испытывая ни малейшего страха. – Называй меня слабаком и трусом, если хочешь, но самолюбие не затронешь – я не тщеславен, чужеземец. Не хочу ставить жизнь на карту, когда моя цель также находится под угрозой. Можешь поубивать  всех моих слуг, можешь выбраться из храма Гандарва-Гханата, однако, нигде  не скроешься. Тёмный следопыт неуклонно пойдёт  по твоим стопам, и в конце концов настигнет, даже если это займёт сотни лет, время для него значения не имеет. Тогда и встретимся снова, Конан из Киммерии!
Киммериец заорал от гнева, плиты  пола в зале дрогнув аж сотряслись, и уже приготовился ринуться, преследуя мерзавца, когда  что-то извивающиеся слизистое  и отвратительно  холодное обернулось вокруг его икр и мощным рывком оторвало его от земли. Всего  несколько мгновений взирал на Тёмного охотника,  смотрел на протянутую правую руку, превратившуюся в вытянувшееся длинное зелёное щупальце, легко без усилий его поднявшее  ввысь на четыре сажени,  словно он весил не более  пёрышка,  растягивая …
Только тому, что вовремя выпустил меч и сильно сжал все  конечности и развернулся спиной, приглушился  страшнейший удар спиной об стену. Конан пережил это, уцелел благодаря поразительной живучести и невероятной железной структуре тела.  Но при этом даже руки и ноги на мгновение пронзила жесткая тупая боль, как будто по ним прокатилась глыба. Едва снова ощутил  мускулы и  кровь забурлила потоком, приливая к его пальцам, он отчаянно пытался вырваться из захвата давяще-сжимающим его и  загоняющей в угол щупальца – вцепился и впился в него пальцами и вращал, перекручивая его, пока костяшки пальцев не побелели, а лоб оросило смертельным потом. К удивлению ему повезло –  хватка ослабла на мгновение, может быть, простое совпадение или по крайней мере помогла судьба, сумел вырваться. Свершив протяжённый прыжок, вновь подхватив брошенный  меч, бросился на своего не людского противника, и прежде, чем тот мог отскочить дальше или  ещё один раз напасть, размахнулся и рубанул...
В тот же миг показалось – прокатились удары грома, а оружие в его руках раскалилось докрасна. С болезненным вскриком отбросил его и отскочил в сторону, опалённые огнём – пламенем,  затронувшим мощное чёрное лезвие, жалкие остатки рукояти вместе с обломком клинка,  затем рассыпались в прах под подошвами его же ботинок. Понемногу взор его скользил медленно, поднимаясь выше  и выше, от ног через живот с могучим прессом, мускулистую грудь и плечи, руки, кипяще-бурлящие силой и сейчас выглядящие почти совершенно человеческими; лишь только на гладко  выбритом лице мужчины его взгляд остановился.
Зловеще смерил его взором голубых глаз, горящих из-под  нависших взлохмаченных  волос цвета воронова крыла, его губы исказились, скривясь презрительной усмешкой. Казалось, что все эти его неумело-неуклюжие попытки Тёмного следопыта немало позабавили  – сильно  развеселили. Затем монстр  зловеще двинулся  на киммерийца. Тот быстро собрался, проклиная всех коварных переменчивых, враждебных божеств, коварные уловки и трюки бесчисленных противников, все угрозы, которые ему за переполненные опасностями  годы удалось отвратить и отбить могучей рукой,  теперь объединились, и  нынче придётся  напрячь все силы,   дабы противостоять готовящейся вылиться, выплеснуться из них –  одной окончательной  – роковой, разрушительной атаке. Тварь шагала медленно, не спеша, хорошо зная, понимая, что его могущество не нуждается в дополнительном подтверждении; в  каждом движении ощущалась – сквозила непоколебимая уверенность, уверенность, что он неизбежно настигнет и поймает свою добычу, если только прежде не поиграет.
Зло ругнувшись – с сердитым проклятием, в котором звучало скорее много более ужаса, нежели гнев, Конан отступил на два шага назад и немного поколебавшись, прежде чем, наконец, повернулся и стремительно ринулся  наутёк. Позже, потом станет определенно понятно, выиграет ли у этого постылого порождения пекла, настолько   враждебного, что  и представить не возможно, такого противоестественного, чуждого, что  не представляется  возможным даже  остановить его, не только  убить; и не позволяя и не желая остаться  там, пред ним, беззащитным и беспомощным, как крыса в западне. Как молния выскочил вон из зала, со смешанными чувствами захлопнув за собой тяжёлую мраморную дверью, и, долго не раздумывая, побежал  длинный сводчатым проходом вперёд, едва ли представляя, что ждёт на другом его конце, ибо ничто не могло быть и ещё хуже. Фигуры проходили мимо – все, без исключения, укутанные в чёрные или коричневые плащи с кровавыми рунами и орнаментами – от  него, словно не замечая, уклонялись в сторону, отворачивали заросшие лица, ни один из них пытался преградить  своим клинком ему путь ... И почему так? Тот несчастный человек уже давно мёртв, даже если трепыхается, двигается, потеет и сражается, а эта борьба может продлиться несколько часов или даже дней, если  - чрезвычайно силён.  Но  конечный   итог – он неизбежно падёт обессиленным и измученным, измождённым истомлённым бессонницей, кошмарами грёз наяву, грузом обрушившегося  отчаяния, придавленный непосильной ношей сгустившейся тьмы, навалившейся мгновенно, моментально рухнувших надежд, тщетности мольбы и любых просьб,  когда  растворение и поглощение в небытие для  ничтожества будет  милосерднее и терпимее, нежели грядущий испуг, перенесённый за несколько мучительно  прожитых  в придачу часов... Ползущая подкрадывающаяся тень просто настигнет его, остановит и, вероятно, несколько задержится на некоторое время для того, чтобы умело и лучше использовать  ожидаемый подготовленный  окончательный триумф – триумф,  стоящий намного меньше, чем с лёгкостью пересечь  комнату от стены до стены.
Киммериец оставил свои  мрачные размышления о прислужниках храма, успокоенный тем, что они  не лезут за ним  в комнату,  терпеливо оставаясь на месте. И, как раз в этот миг прямо из правого  угла коридора  донёсся  громкий треск, грохот ломаемых камней, опадали крошащиеся части стен – возникало проломанное отверстие.  Проход в церемониальный зал уже не казался просто бесформенной дырой, за её равными краями в  тусклом блеске, как из-за врат пекла, резко вырисовывались контуры   тёмного силуэта. Без промедления варвар пустился в бегство. Отдалённая часть коридора привела его к узкой винтовой лестнице, ведущей  с цилиндрической шахтой, вероятно, уходящей внутрь башни. Он стремительно нёсся по ней вниз, сбегая долгое время без остановки, лишь на миг, опираясь о стену и давая ногам мгновения передышки, чувствуя, что теперь получил значительное преимущество. Видимо, Тёмный охотник не смог обрести и набрать мощь и реализовать свои возможности  в полную силу, и не мог продолжать двигаться непрестанно безостановочно-непрерывно  с прежней скоростью  и даже добравшись сюда, не сможет слишком долго проявлять ярость.
Свою ошибку понял лишь тогда, когда могло быть уже слишком поздно. Краешком(уголком) глаза засёк гигантскую глыбу – валун, мчащийся свободно  посредине прохода. Время едва хватило, чтоб отскочить, но не мог исчезнуть прежде чем из облака после опадения пыли, закрутившейся, как в водовороте, стали  медленно возникать формирующиеся очертания – контуры фигуры стройного могучего мужчины.
Мрак тёмных  коридоров освещался  лишь подобием – намёком  на холодный свет, проникающий из  небольших  узеньких  окошек, закрытых толстыми решетками, мгновенно заволок и поглотил преследователя. На этот раз темнота стала киммерийцу другом, а совсем наоборот. Добежав к другому повороту коридора,  Конан некоторое время вглядывался в пыль у ног, прежде чем смог уверенно разобрать следы тех, кто прошел этим путём до него.
Тем не менее, подтвердилось то, в чём уже догадался  сам: цитадель имела четырёхугольную планировку с двумя башнями в противоположных углах и поскольку следы  шли только из одного направления – откуда  он и бежал,  то предположил, что с другой стороны также свободен доступ к лестнице. Тогда  можно двигаться далее без опасения, не беспокоясь, что Тёмный охотник появится и загонит в тупик. Такое утешением могло показаться слишком недостаточным и слабым, однако киммерийцу это придало новые силы.
Бегом пересекая затемнённые части коридора, далее перейдя на шаг,  достиг до  ржавеющих прутьев решётки, закрывающих отверстия подземелья –  зарешёченных камер темницы, в основном, казавшихся пустыми, только из нескольких доносились стоны костляво-тощих, измученных голодом и крысами измождённых людей. Сперва  он не уделял  своему окружению пристальное внимание, потом  заметил решётку, вероятно,  закрывающую  коридор на случай вероятного побега или бунта арестантов. Ныне поднятую  к потолку и прикреплённую стропами к железным кругам, размещенные на одинаковых расстояниях на омшелых  стенах. Конана быстро пробежал вниз к следующему повороту и, убедившись,  что здесь действительно ожидает второй выход из подземелья,  возвратился, чтобы некоторые из них, по крайней мере, развязать и опустить. Неутомимый преследователь не позволил задержаться  дольше, чем на миг, встать даже на до смешного ничтожную малую долю времени, которое ничего не стоило в обыденности, но обладание которым здесь, внизу, вполне могло  решить многое.
Освобождал уже пятую из них,  когда из-за угла донеслась  тяжёлая, монументальная  поступь, напоминающая шаги Тёмного охотника. Призрака не остановила и даже замедлила продвижение вперёд решётка -  прошёл сквозь неё без малейших колебаний, оставив после себя лишь выжженную, нагретых искорёженных оплавленных обрубков из прежде казалось бы, нерушимых стержней. В тот миг Конан отбросил стропы и, словно сорвавшаяся с тетивы арбалета стрела, понёсся к лестнице. Уже стоял  на первой ступени, когда позади себя услышал себя необычайно ясный, несмотря  на перенесённые пленением невзгоды, хриплый голос, совершенно очевидно обращённый к нему.
– Времени нет, чтобы обдумывать и  тратить его на болтовню и освобождение всяческих разбойников и побирушек, – отсёк как отрезал,  не дослушав обращённые к нему слова.
– Я не разбойник, Конан из Киммерии. – Голос усилился,  всё хрипение  почти исчезло - даже вдруг стал чистым, тёплым и дружелюбно-доброжелательным. – Меня зовут Баркагварах , ранее  полностью предан секте  – культу Икс-сан, но это было только тогда. Когда же собственными очами узрел тот  сотворённый созданный ими ужас, то я от них отрёкся. Гергагварах   за это вверг – швырнул  меня сюда, чтобы  от голода и грязи, истлевая, ожидал  приход смерти. Поверь мне, Конан, со мной у тебя гораздо больше шансов на успех, ведь  многое знаю о нашей стране и секте и…   
– Ты мерзкая крыса, но так и будет. – Киммериец вернулся в подземелье, к первой клетке у поворота. – Как могу узнать, что это не ловушка?
– Погляди. –  Вымолвил  пленник, красноречиво кивнув головой на приближающегося Тёмного охотника, это было красноречивей всего сказанного. – Вправду  думаешь, что к сказанному в этот миг надо относиться как к подстроенной тебе ловушке?
– Кости Крома, проклятие, ты  прав. Что ещё хуже может случиться со мной? Подожди, я скоро вернусь. – Киммериец еще раз поглядел из-за угла и выскочил дальше от лестницы, от выхода.
Стражник обнаружился, как и ожидалось, словно отдыхающим, в левой части коридора, прислонившись спиной к стене, подрёмывающим и совсем не ожидающим никаких  неприятностей рухнули сразу же под ударом руки киммерийца, отлетев в  сторону, впав  в забытье, более глубокое, чем сон.  Конан без колебаний забрал  у него не только ключи от камер(клетей), но и совершенно новенькую, даже не удерживаемую саблю и обежав  вокруг подъёмного колеса затвора, проскользнул  в  отворённую решётку подземелья, где оставил своего злого двойника, направившись вновь к клетке с его новым приятелем.
–Так, пойдём, скорей отсюда убираться! – В спешке, когда, наконец, нашёл  подходящий ключ и освободил пленника, увидел Тёмного охотника слева от них снова выходящего из мрака. – Надеюсь, что с тобой связался не напрасно, эх ... Кром прокляни до пекла твоё ненормально-сумасшедшее имя! Помогал же  созданию Сэтом  порождённого чудища, пожри тебя гиена, значит  и должен знать, как оно может уничтожено – стёрто с этого света.
– Зови меня Барк, остальное – обычное  обозначение служителя Секты, в любом случае своё истинное имя  я давно утратил.
  Взбираясь   вверх по лестнице, Киммериец следовал за приятелем.
– В одном ты прав, Конан, времени осталось не много. Завтра вечером Тёмный охотник обретёт и получит  полное могущество, тогда его смогут остановить только боги. Но как уничтожить его ныне, на самом деле и понятия не имею, но, надеюсь, узнаем это из советов мудреца Хергахетама , ведь все  мы черпали познания из его знаний…
– Ты мне не помог, и это мне вряд ли может потом помочь –  ты же поймал меня на крючок, задерживаешь. – Отправлю тебя туда же, где и был! Разумеется, ты даже не знаешь, где этот старый блаженный дуралей  живёт, или как добраться до него вовремя...
– Ах нет,  конечно, не злись, всё  будет не так уж скверно ... – Барк судорожно пожал плечами, как бы извиняясь. – Взлетим  на воздушных плотах и через пару часов, увидишь. Впрочем, храм не имеет ворот, иным путём бы никак  всё равно бы не сбежал. Пойдём.
Конан не стал дальше расспрашивать и выпытывать, хотя услышанного и было не достаточно, возможного того и не желая, как  бы  предчувствуя, что в ближайший миг получит ответ на свои вопросы. Как только поднявшись несколько выше  по лестнице вступили в прихожую  ещё одного коридора, на этот раз несравненно лучше освещенного, приведшего к совершенно незаметной деревянной двери, подойдя к ней, осознал – его предчувствия вновь не подвели и не разочаровывали ни в малейшей степени.
Чудовищно обширная цилиндрическая шахта – провал, внутри наикрупнейшая и, возможно,  наистраннейшая из башен, в которые киммериец, когда либо вступал, устремлялась ввысь на многие, многие десятки саженей, и всё-таки, как её несравнимо меньшая младшая сестра не имела ни одного окна, только единственную трещину, пролегающую  в тяжёлых гранитных стенах, в которую  достаточно сильный противник мог расширить и проникнуть внутрь.
Несмотря на это, помещение  не тонуло в темноте благодаря потолку, образованному только из сети грубо заостренных железных шипов, загораживающих зияющие пустые дыры. Благодаря этому – и кое-чему другому.
Ослепительно синие кристаллы, сверкающе-блестящие, как малые солнца, казались мелочью возле эбеново-чёрных ящиков из черного дерева, к которые были закреплены все как один. И не могло быть ни малейшего сомнения, что они –  то, что является сердцем чудовищных летающих повозок. Возносящиеся и парящие, плавали  кругами, рассеянные во множестве слоёв один над другим, снова и снова в своих бесконечных перемещениях  с грузами, которые озаряли угнетающим и окутывая призрачным жутковатым лазурным светом стены и полы, и даже само небо, которое вроде даже светлело – проясняясь, по крайней мере, на мгновение, оставаясь по-прежнему серым и блеклым, малопривлекательным. Когда  отблеск свечения отразился от полированной кирасы обходящих территорию троих стражей, Конану на ум пришла идея.
– Опять чары, дерьмо Митры на них ... – Ругнулся негромко, пригнувшись пониже и съёжившись среди покоящихся воздушных лодок. – Что делать с этим теперь, по-другому тут не пройти. Сумеешь с теми... вещами справиться?
– Пред тобой наилучший из рулевых, каких только мог бы желать. – Барк слегка поклонился, возможно, полушутя. – Я летал на лодках  одним из первых членов секты.
– Хорошо. – Конан неопределённым жестом махнул пред собой. – Выбери любую и подготовь её к путешествию, только не тяни долго. За это время там устраню троих шакалов.
Оставшись один, он огляделся в поисках подходящего обломка, отколовшегося от одного из каменных блоков и, укрывшись за стоящей лодкой, как щитом, дождавшись рассеивания   ослепительно яркого блеска лазоревого  сияния камня, дополз тихо, словно  хищник, на несколько шагов приближаясь  насколько только это возможно к месту, где стражники на своих постах разворачивались и уходили обратно. Там с размахом  изо всех сил, и предельно  точно прицелившись, насколько только был способен, бросил гранитный осколок над головами воинов, шагающих в его сторону. Удалось – обломок,  блямкнув в  одно из отдалённых  воздушных судов, отскочил, и  подходящая закованная в тяжёлые доспехи троица отвернулась от него. В этот миг варвар выскочил из своего укрытия, ударил первого из них по хребту и намного быстрее, чем тот смог что-то сообразить, перерезал несчастному его горло от уха к уху. Прежде чем  неподвижное тело к полу успело упасть, случилось  так, что поток хлынувшей горячей рубиновой крови хлестнул  второму стражу прямо в лицо, залив глаза и нос, и на мгновение тот полностью ослеп. Затем, снова используя элемент неожиданности, киммериец поднял меч и одним точным  ударом отсёк – отрубил ему руку с оружием по запястье, и в то время когда полностью парализованный ужасом воин неловко пошатываясь из стороны в сторону, Конан подскочил к нему и втисну его же в неуклюжий  обрубок широко расхлебянино-разинутый рот, следующий  прилив крови, на этот раз полностью наполнивший собственную глотку, задушил противника.
В миг когда разбушевавшись от позорной смерти своих друзей на него набросился третий страж, позади – за спиной разлетелись на куски дубовые двери и в башню и вступил Тёмный охотник. 
Конан отразил несколько выпадов, нанесённых с такой слепой яростью, что они не могли представить никакой серьёзной угрозы, при этом  одновременно продолжая непрерывно следить за неустанно   приближающимся нечеловеческим монстром, когда в его голове, блеснув, вспыхнула спасительная идея. Опустил – склонился саблю к земле, присел, как бы  только и ждал нанесения удара, но  на миг  колебался настороженно на  случай, если предугадал развитие событий неправильно, однако, воздержался от каких-либо действий. Стража охваченного порывом –  приступом безудержной ярости, не остановило внезапное изменение ситуации, с дикарским вскриком размахнулся, чтобы раскроить надвое череп киммерийца внезапным ударом, но коварная и вероломная судьбы нанесла вдруг удар ему самому. Нападающий застыл, замерев на полу движении, глядя на своего противника ошеломлёнными глазами, как будто  не мог поверить происходящему, затем опустил оружие, схватился обеими руками за сердце и без звука рухнул замертво наземь. Конан не желал медлить дальше, пока его догонит приближающаяся тварь,  и начал отступать. Очевидно, ожидание на месте завершения формирования облика его преследователя было не лучшим вариантом, хоть  и представляло возможность скинуть с него бремя дальнейшей угрозы смерти,  но теперь не было  иного пути, как и избытка катастрофически не достающей частички свободного времени, не стоило тратить драгоценные мгновения на схватку. 
Тёмный охотник встал в центре зала и направил обе вытянутые  руки вперёд. Те  вновь начали меняться, превращаясь в мерзкие осклизлые – покрытые слизью зелёные щупальца. Киммериец поспешно огляделся во все стороны, а затем – вверх, интересуясь, куда делся заведший его сюда Барк, но того видно не было, словно он вообще растворился  – исчез бесследно.
«Что если тот вонючий, блохасто-шелудивый льстивый пёс в итоге его предал? Вместо указания правильного пути  – выходу из цитадели вместо этого завёл его сюда, прямо в ловушку ... Дерьмо Митры, в любом случае разберусь с ним потом, достану, если тот извивающийся червь возвратиться назад и отделаю его так, что на него с любовью взглянут, пожалуй, только вороны, если таковые обитают в этом заледенело-промёрзшем логово змей!».
С трудом подавляя гнев, Конан бросился к стене и снова спрятался там за низко кружащее там судно, когда  заметил удивительную вещь. Тварь не только за ним не бросилась его, но и его вытянутые конечности мгновенно сжались и втянулись, став  как человеческие руки, выглядящие так, словно шарят, подбирая наилучший способ вытащить печёный картофель из огня. С новой надеждой взглянул Конан посмотрел на лучезарно-сияющий светящийся кристалл, местами  озаряющий его лицо и грудь:
«Да, это именно то, что сейчас удерживает чудище в стороне от него стороне и  обеспечит ему свободный выход прочь, а если удастся его как-то использовать, применить - получить нечто ещё больше от него, то возможно, может даже прикончить ...»
– Вот и я, Конан. – Тихо спустился с небес лодка, камень на которой теперь пылал - светил значительно ярче, чем другие, и, застыв в нескольких стопах над той, которая служила ему сейчас временным обиталищем. – Прости за задержки. – Чары, ослабляющие выход, не легки. Так взбирайся!
Киммериец молча смотрел – устье шахты был действительно свободно – железные прутья исчезли в стенах, торчали только небольшие острые наконечники шипов. С ужасом заметил, что щупальца Тёмного охотника уже нашли лазейки, где сопротивление им проявилось  не в такой  сильной  степени, и теперь снова приближаются, сжимая его с обеих сторон, как титанические клещи. Об идее вытаскивания – выламывания кристалла сейчас не могло быть и  речи, иного выбора кроме как довериться и выбрать единственный оставшийся путь, не было, придётся положиться на волю случая.
С ловкостью дикой пантеры киммериец выскочил из-за судна, служившего ему укрытием, и подскочил к тому, где ожидал Барк, сумев захватить пальцами только его края.
– Давай! Прочь! – Заорал он, когда почувствовал, что Барк медлит с отлётом. Вскоре  поняв, что ожидаемый киммериец взобрался на борт судна, произвёл  руками в воздухе в несколько таинственных жестов, и деревянное судно снова без малейшего шума взмыло вверх.  И как раз вовремя, когда  щупальца, летящие снизу, столкнулись  со стоящим судном,  кроша и превращая его  в груду трухи, осколков и щепок, частей материала, которая полностью засыпала - похоронила волшебный камень, стремясь если  и не нейтрализовать действия его силы, то, по крайней мере, создать частичную преграду против его могущества. Зелёные извивающиеся змеевидные  конечности Тёмного охотника быстро оправился и восстановил силы и стремительно ринулся  за убегающей добычей.
Когда, наконец, Конан с трудом подтянулся вверх до палубы и рухнул на грубо  отёсанное днище, а судно  вылетело из башни, одно из щупалец схватило торчащий  железный штырь. Под ним железка треснула, и извивающийся отросток напоролся на железное остриё, мгновенно рассыпавшийся на  мельчайшие дроблённые ржавые частички,  и подобно сжимающе руке й, потерявшей опору, уродливая конечность обрушилась вниз, в пустоту циклопического провала...

***